В свою девятую зиму, когда он рассказывает Сильно Хромает об этих видениях, тот задает Паха Сапе вопросы, выискивая вранье или противоречия, поскольку явно считает, что мальчик узнал обо всем из других источников (ведь в типи вообще не существует никаких тайн, и в их роду всего восемнадцать жилищ). Но когда Паха Сапа рассказывает о том случае «прикоснись – и увидишь, что было», который произошел у него с Женщиной Три Бизона, когда она вспоминала себя девочкой, пленницей у черноногих пикани, и все мужчины племени по очереди насиловали ее, а потом обожгли ее промежность раскаленными добела камнями, Сильно Хромает замолкает и впадает в исступленную задумчивость. Паха Сапа благодаря все той же своей способности «прикоснись – и увидишь, что было» знает, что Женщина Три Бизона никому, кроме Сильно Хромает, не рассказывала о тех днях, да и Сильно Хромает – всего раз, много лет назад, когда он предложил ей (они тогда собирали ягоды у Бобрового ручья) выйти за него замуж. И больше они никогда не возвращались к этому разговору и никому об этом не рассказывали.

      – Почему ты, Черные Холмы, называешь эту свою способность «прикоснись – и увидишь, что было», а не «видения от духов»? – спрашивает наконец Сильно Хромает.

      Паха Сапа медлит. Он ни разу в жизни не солгал Сильно Хромает, но боится ответить честно.

      – Потому что я знаю… эти видения… они не ханблецея[10], дедушка.

      Паха Сапа называет своего опекуна Сильно Хромает тункашилой – дедушкой – только в самые официальные или задушевные моменты.

      – Ты знаешь, Черные Холмы, я тебя спрашиваю не об этом. Я спрашиваю, почему ты называешь это «прикоснись – и увидишь, что было». Ты что, можешь прикасаться к людям и видеть в их головах?.. А может, ты видишь, что случится с ними, со всеми нами?

      Паха Сапа опускает голову, словно кто застал его, когда он трогает свой се.

      – Хан, тункашила. Да, дедушка.

      – Ты не хочешь мне рассказать, какие видения «прикоснись – и увидишь, что будет» были у тебя, когда ты прикасался ко мне и к другим из нашего рода?

      – Нет, дедушка.

      Сильно Хромает надолго погружается в молчание. Стоит позднее лето, та неделя, когда родился Паха Сапа, и они вдвоем забрались на холм так высоко, что вигвамы в деревне под тополями кажутся тряпичными типи, в какие играют девочки, а пасущиеся лошади – всего лишь черными точками, двигающимися по бурой траве, которая щекочет их животы. Пока Сильно Хромает молчит, Паха Сапа прислушивается к протяжному, неторопливому шуршанию травы, которая вздыхает и шевелится на ветерке. Он услышит этот звук снова, десять месяцев спустя на Сочной Траве, когда смолкнут крики и прекратятся выстрелы.

      – Ну