Вместе с тем, похоже, что упоминание о воображаемых адских муках связано не только с опасением за ее возможное несчастье. Возникает ощущение чего-то пропущенного в письме, но мелькнувшего в мыслях пишущего. Возможно, это умолчание о причине, могущей привести к необходимости пойти на смертельный риск ради Натали. Но о каком таком риске для мужа хорошенькой молодой жены может думать искушенный знаток нравов высшего света? Выходит, Пушкин вольно или невольно предвидел самые губительные последствия своей страсти, которая свела его с ума, вернее, возглавила все его разумные намерения.

      И все же пришедшие «черные мысли» связаны не только с предвидением возможных осложнений для добропорядочной семейной жизни в полном соблазнов столичном Петербурге. Тревоги Пушкина изящнее увязываются с первой частью письма, где он говорит о заблуждениях своей ранней молодости, которые были «слишком тяжки и сами по себе» и усиливались клеветой. Тогда мы можем предположить следующую картину того, что мучило поэта. В воображении Пушкина грехи его молодости столкнулись с любовным головокружением и заключили его в свои мрачные объятия. На это указывает то, что, когда он получил на свое предложение неопределенный, но дающий надежду ответ, его охватила «какая-то непроизвольная тоска». О чем тогда мог непроизвольно и тоскливо думать Пушкин? О благоволении судьбы и призрачном шансе на искупление грехов «печальной молодости» или о невозможности такового, сожалея, что не сберег себя в душевной чистоте для настоящей любви? Судя по всему, Пушкин видел в этом запоздалом даре любви хоть и иллюзорную, но все же надежду на обретение душевного равновесия.

      Получив одобрение родителей и государя, торопя свадьбу, он «ошеломлен тем, что может употреблять такое выражение»,