Герои русского парусного флота. Владимир Шигин
Читать онлайн книгу.
Теперь от них остались лишь Тени. Наконец императрице с Бироном эта возня надоела.
– На суд и на плаху! – велели они.
Суд был скорый. Подсудимых даже ни о чем не спрашивали: раз судят, значит, виновен. Волынскому решено было за его крамольные речи вырвать язык, а затем живого посадить на кол. Соймонова, Еропкина, Хрущева да президента Коммерц-коллегии Мусина Пушкина – четвертовать. Другим же, кто рангом пониже был, милосердно объявили отсечение головы. Однако в последний момент Анна Иоанновна решила быть доброй.
– Сии жестокие казни следует упростить! – распорядилась она.
Было 27 июля 1740 года, когда приговоренных под бой полковых барабанов вывели к плахе. Босые и завшивленные, они жались друг к другу и щурились от непривычно яркого солнца. Первым вывели Волынского. Вначале ему рвали язык, затем рубили правую руку и только после этого голову. Следом полетели головы Хрущева с Еропкиным. Мусину-Пушкину рвали язык. Соймонова с остальными нещадно исполосовали кнутом, затем забили в колодки, бросили в сани и повезли через всю Сибирь на край земли в порт Охотский.
Уже почила в бозе императрица Анна, уже был отправлен в неблизкую ссылку Бирон, а крепкий караул все еще вез каторжанина Соймонова в Охотск. До Сибири новые вести доходят нескоро!
Дела каторжные
Охотские соляные промыслы – место гибельное, живут здесь недолго, кто год, кто два. Посылая сюда Соймонова, усопшая императрица Анна особо не рисковала: с промыслов не возвращался еще никто.
Дни и ночи, стоя по колени в соляном растворе, грузят каторжники огромные деревянные тачки, а, нагрузив, возят их по сопкам, соль выпаривать. Кандалы быстро растирают ноги, раны солью разъедаются до костей. Летом тучи гнуса, зимой сильнейшие морозы со шквальными морскими ветрами. На каторге нет фамилий, здесь у каждого своя кличка. Одного зовут Васька-Каин, другого, кто на дорогах разбойничал, Митяй-Кистень, Соймонова величали Федькой-варнаком. Он не обижался – каторга есть каторга.
Императрица Елизавета, придя к власти, велела:
– Федьку Соймонова, которого батюшка мой любил и отличал, с каторги забрать, шпагу ему вернуть, да знаменем покрыть, дабы никто никогда не порицал его наказанием!
Но приказать куда легче, чем приказание исполнить. Куда в точности сослали Соймонова, никто, разумеется, не знал. Кроме того, каторжан в то время лишали фамилий и обитали они на каторге только под отчествами. На поиски Соймонова был послан лейтенант Чекин, помнивший его в лицо. Проехав Западную и Восточную Сибирь, где никто слыхом не слыхивал о каком-то каторжном адмирале, лейтенант добрался до Охотска. Дальше ехать было уже некуда – дальше океан. Просмотрев списки работников на местном соляном заводе, Чекин не сыскал Соймонова и там.
– Все! – заявил офицер охотскому начальству. – Что мог, я сделал, но следов соймоновских нигде сыскать не смог, да может, бывшего генерал-кригс-комиссара и в живых-то давно уже и нет! Чего ж я буду до скончания века своего по дебрям шататься! Пора и в путь обратный!
Перед отъездом зашел