Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря. Сантьяго Постегильо
Читать онлайн книгу.
иск, не задумываясь, не принимая во внимание сложность дела, потому что я не допускаю ни злого умысла, ни корысти с его стороны: одно лишь полное незнание, которое, увы, объясняется его юностью. – Он вновь повернулся к противнику, который молча сидел на sella, своем стуле, и смотрел не мигая. – Но возможно, жажда известности толкает неопытного законника в открытое море, где он наверняка потерпит крушение вместе со всеми доводами и законами, с помощью которых намерен защищать македонян. – На мгновение он повернулся к македонянам – Пердикке, Аэропу, Архелаю и прочим провинциалам, присутствовавшим в зале, но тут же вновь направил взгляд на строгие лица пятидесяти двух судей. – И чтобы покончить с этим: Гай Юлий Цезарь никогда раньше не участвовал ни в одном публичном суде, а я, Марк Туллий Цицерон, участвовал в трех – трех! – делах, которые к тому же выиграл одно за другим: я защищал Публия Квинктия, Росция Америна и Квинта Росция. Все эти дела были очень сложными и совершенно непохожими друг на друга. Эти три победы свидетельствуют о моей способности умело разбираться во всех тонкостях правосудия, о моей дальновидности и, в конечном счете, работоспособности и беспристрастности, поскольку во всех случаях iudices признали меня правым и каждое из этих дел было рассмотрено на основании моих доводов, а не соображений противостоявшего мне защитника.
На мгновение Цицерон умолк. Уперев руки в бока, он уставился в пол.
Цезарь не сводил с него глаз: противник умело завладел вниманием публики, в ход шли не только слова, но и манера передвигаться по залу, красноречивое молчание, паузы, взгляды. И все это было лишь началом. Если бы обвинителем выбрали его, а не Цицерона, ему пришлось бы иметь дело с защитниками Долабеллы – его дядей Аврелием Коттой и пройдохой Гортензием. Цезарь отыскал их взглядом: оба сидели прямо за Долабеллой, сосредоточенно и внимательно слушая Цицерона, серьезные и напряженные, а ведь во время его собственной неуклюжей вступительной речи они выглядели расслабленными, почти веселыми. Дядя старался не унижать его открыто – было очевидно, что он не желал уязвлять его на суде, по крайней мере без особой необходимости, – зато Гортензий открыто усмехался, когда Цезарь путался в словах, вставлял неловкую фразу, перечисляя имена свидетелей, которых собирался привлечь на будущем суде.
Противник же продолжал говорить…
Цицерон повернулся и обратил взгляд на македонян, которым разрешили присутствовать на суде, хотя по закону они могли участвовать в разбирательстве только через обвинителя, выбранного на предварительном заседании суда. Он смотрел на них строгим взглядом: неопытность кандидата в обвинители была очевидной, но Цезарь привел довод, который мог повлиять на мнение судей, и Цицерон как раз собирался перейти к этому вопросу. Сначала он думал отложить его на потом, но в итоге решил, что концовка его речи, направленной против молодого Цезаря, должна стать поистине сокрушительной. А пока займется делом македонян, обиженных провинциалов…
Цицерон повернулся к судьям, не отнимая