Я мчалась что есть духу, не чуяла под собой ног. «Держись, Мило, держись, малыш, мама близко, мама тебя любит, мама тебе поможет, обнимет, поцелует, держись!» Налетела на санитара с больным на каталке.

      – Простите, мсье, мне так жаль!

      Ничего мне не жаль, я счастлива как никогда! Порадуйтесь со мной, мсье, мой сын очнулся! Был в коме, а теперь пришел в себя!

      Лино ожидал в коридоре возле реанимационного отделения. Врачи попросили его выйти, пока проведут все нужные процедуры.

      Мы обнялись крепко-крепко, делясь друг с другом внутренней силой перед новым испытанием. Муж ласково погладил меня по щеке, успокоил, предупредил:

      – Только не плачь, Селеста! Ты у меня такая впечатлительная, ранимая… Но сейчас держи себя в руках. Мы не знаем, в каком он состоянии. Нужно его поддержать, подбодрить. Нельзя, чтобы он почувствовал, как нам страшно и тяжело. Не подавай виду, крепись, улыбайся. Ты справишься, я в тебя верю, я с тобой. Наш сын очнулся – это самое главное! Согласна?

      Подоспела Маргерит. Она бережно несла мою недопитую чашку кофе.

      – Согласна, милый. Это самое главное!

      Пришлось ждать целый час, а то и больше. Лино, потеряв терпение, бродил взад-вперед и вздыхал. Я сохраняла спокойствие. «Наш сын очнулся, вернулся к нам, вернулся к жизни! Остальное неважно. Можно и подождать», – думала я.

      В конце концов, выглянула доктор Начева и поманила нас за собой.

      Мило сидел, опершись о подушки, как-то неестественно ровно. Смотрел прямо перед собой.

      Кто может понять и описать наши чувства при виде него?

      Слабый мерцающий огонек чуть теплился. Блуждающий взгляд сына остановился на мне. Я едва сдержалась, чтоб не броситься к нему, не задушить в объятиях, не покрыть его поцелуями с головы до ног. Однако побоялась навредить, сделать больно, нарушить процесс выздоровления. Я всего лишь взяла его за руку, осторожно, робко. Прежде рука Мило казалась мертвой, а теперь – о чудо! – легонько сжала мою в ответ, отозвалась, ожила! Я попыталась выразить свой восторг словами, но язык заплетался, мысли путались.

      – Мило, сыночек, я так тебя люблю, так люблю, – залепетала я.

      Его подбородок дрогнул, сухие губы болезненно скривились, приоткрылись, сложились в подобие прежней счастливой улыбки.

      Меня охватила бурная радость. Я ощутила безграничную благодарность, величайшее облегчение. Победа, полная, безоговорочная победа над судьбой! «Нет, этого ребенка ты у меня не отнимешь! Не сможешь! Пускай он слабенький, растерянный, еле дышит, но зато он жив, жив, жив и может улыбаться!»

      Мне захотелось сплясать, запеть, прокричать о своем торжестве. Пусть весь мир узнает! Тут я вспомнила о тех, кто лежал без сознания в соседних боксах, об их безутешной родне. Ради них нужно сдерживаться, не выпускать наружу фонтан веселья, не хвастаться нашей удивительной редкой удачей: на этот раз мы избежали ужасной трагедии, обманули смерть! Я с трудом овладела собой.

      – Ну как? – шепотом спросил Лино у доктора