Ух ты! Хочу… Но, следуя правилам торговли, показывать свой сильный интерес не стоило. Я со скучающим видом осмотрел стволы все, к сожалению, поврежденные или без важных деталей, и повернулся к появившемуся как по волшебству продавцу.

      – А сколько эта безделушка стоит? – максимально равнодушным тоном осведомился я у предвкушающего поживу гоблина, сразу почуявшего мой интерес.

      – Всего пятьдесят тысяч рублей! Очень редкий артефакт! – заверил тот. – Прекрасный образец! Несомненно, он украсит любую коллекцию, а то и станет ее венцом!

      – Не преувеличивай. Штука, конечно, любопытная, но ни о каких венцах и речи быть не может, – я презрительно фыркнул и махнул рукой. – Тысяч на двадцать потянет…

      – Двадцать тысяч?! – уши-лопухи у гоблина встали торчком и на миг он стал похож на незабвенного чебурашку, правда, сильно истощенного. В увеличившихся в два раза глазах отражались мощная укоризна, смертельная обида и вся боль еврейского народа. – Да разве это цена за подобный раритет?! Меньше чем за сорок тысяч не могу отдать! Предлагаю такую цену только потому, что вы мне нравитесь! Сразу видно, хороший человек!

      Судя по крику Эутирокса в гробу он видел хороших людей.

      – Сорок? – усмехнулся я. – Мы напрасно тратим время. Предлагаю двадцать пять тысяч за кусок бесполезного железа. Он подходит в спальню по цвету. Соглашайтесь, пока я не решил переклеить обои.