Спустя десять лет, волею судеб и начальства отрешенный от моря, я вылетел в свою первую командировку в Грузию.

      Была осень, убаюкивающе гудели турбины, за иллюминатором лайнера куда-то плыли облака.

      Тбилиси встретил хорошей погодой, своим неповторим колоритом и радушием хозяев.

      Когда поселившись в один из номеров гостиничного комплекса Ваке, после ужина я сидел вместе с ними на террасе и любовался вечерним городом, из расположенного внизу парка, со скользящими над ним кабинками фуникулера, легкий ветерок донес слова знакомой песни.

      – Что, нравится? – поинтересовался самый старший, по имени Георгий.

      – Очень, – кивнул я и рассказал где и когда ее впервые услышал.

      – Ясно, – переглянулись коллеги, и вскоре распрощались, пожелав мне спокойной ночи.

      А спустя неделю, когда мы вместе бродил по узким улочкам древней столицы Грузии Мцхета, друзья пригласили меня пообедать в один из расположенных там ресторанов.

      Называли они его «пацха», пристроен он был к скале и, судя по обстановке, тоже был весьма древним.

      В обширном пустом зале нас уже ждал установленный поперек дубовый стол, поражающий обилием блюд и напитков, и мы, не мешкая, отдали ему должное. Седовласый тамада красочно провозглашал тосты, пили за партию, дружбу народов и процветание.

      Затем к сидящему рядом со мной Георгию подошел хозяин в «сванке»* и черной рубашке, перетянутой серебряным пояском, наклонился и что-то прошептал.

      Тот клюнул горбатым носом, положил мне руку на плечо и кивнул в сторону двери, – смотри.

      В следующее мгновение ее створки со скрипом растворились, и в зал пружинистой походкой вошли пятеро людей, с музыкальными инструментами в руках.

      Не обращая внимания на присутствующих, мужчины гордо стали напротив, инструменты в их руках ожили, и к сводам полетели красивые как сама жизнь, слова.

      блестя маслинами глаз, чудно пел выступивший чуть вперед невысокий крепыш, и за столом внимательно слушали.

      А когда эхо последних слов замерло, и последовали аплодисменты, один из наших даже прослезился.

      – Ты что, Автандил? – уставились на него соседи.

      – Птичку жалко, – приложил он к глазам платок, и зал содрогнулся от хохота.

      – Это песня так называется, «Птичка невеличка» – наклонился ко мне Георгий, и я тоже рассмеялся.

      Ошибся, оказывается наш полиглот.

      Тогда, в Атлантике.

      Сауна с телефоном

      На одной из традиционных встреч в день Военно-Морского флота, где мы пьем водку и предаемся воспоминаниям