Высоцкий. На краю. Юрий Сушко
Читать онлайн книгу.
их на пороге шутливым приветствием: «Ах вы, жулики!» А маленький Володя услышал и кинулся к соседу за помощью: «Дядя Яша, идите скорее, к нам жулики пришли!» Или: «Как-то на Новый год – ему было два года – мы все его просим: «Расскажи нам какой-нибудь стишок!» А он под елку, ноги вытянул, как будто он уставший, и говорит: «Дармоеды, дайте ребенку отдохнуть». Мама умилялась: «А если Семен Владимирович вставал к зеркалу побриться, Володя так хитровато подглядывал и говорил: «Посмотрите, что творится! Наш козел решил побриться!»
Смешно, не правда ли, смешно?..
И вам смешно, и даже мне…
«Двести с лишним штук больших кубиков деревянных с картинками. Он строил из них замки, пароходы, потом были машинки, а гаражом была тумбочка – он букву «р» не выговаривал и произносил «га-аж». Потом ему подарили лошадку… Она была покрыта шкурой настоящей, со стеклянными глазами и на очень больших колесах, даже взрослые на ней катались… Кормил ее понарошку…
К двум годам говорил уже хорошо. И большие стихи знал. «Почемучку», «Детки в клетке» Маршака… Обязательно должен был встать на что-то высокое. Отбрасывал волосы назад, как настоящий поэт, и читал:
Климу Ворошилову письмо я написал:
«Товарищ Ворошилов, народный комиссар…»
Мама всегда с охотой рассказывала о тех годах, были бы свободные уши. Всем моим женам, усмехнулся Владимир, услышав, как в кухне Нина Максимовна, угощая Марину чаем, усердно «просвещала» ее относительно «уникальных» способностей малолетнего чтеца-декламатора. Он не выдержал, заглянул к своим женщинам и с порога кухни завершил детское стихотворение взрослой присказкой:
Климу Ворошилову письмо я написал.
А потом подумал – и не подписал!
– Да ну тебя, – махнула рукой мама. – Взрослым ведь и правда нравилось, как ты читаешь стихи, аплодировали, хвалили…
– Конечно, конечно, – тут же согласился сын. – И обещали присвоить звание народного артиста… Ну, ладно, антракт. Марин, поехали, нас Севка Абдулов уже заждался…
Он знал мамины рассказы наизусть, разнообразием они не отличались. А когда пытался выудить какие-то детали, она все повторяла без изменений, один к одному, как заученную роль:
«…Ему было около двух лет, когда отец купил ему клюшку и мячик. Вова ходил по комнате и приставал ко всем взрослым.
– Будем играть в хоккей! – произносит это взрослым грубоватым голосом.
Его отсылают к спящему на кровати дяде Яше. Володя берет клюшку, что, надо сказать, была выше его в полтора раза, и идет к дяде. Снова начинает свое монотонно-назойливое:
– Дядь Яш, а, дядь Яш, вставай. Вова хочет играть в хоккей!
В ответ – ноль реакции. Но невнимание заканчивается для соседа плачевно: Володя со всего маху пихает ему клюшку в самое уязвимое место.
– Ты что ж делаешь?! – в ярости вскакивает сонный дядя Яша.
– Вова хочет играть в хоккей…»
Наказывать? А как же, наказывала: «В угол ставила. А самой жалко его было. Он стоит в углу, бурчит себе под нос скороговоркой: