Школьные вещи Дасма честно сдала завхозу под роспись, а собственных вещей у меня и двух сумок не набралось. Тогда я совершила набег на кухню, где тетя Салина, вытирая слезы рукавом блузы, снабдила меня припасами, забив сумки до отказа. Я утешила ее тем, что буду часто писать, а может, даже, заеду погостить. Мы обе понимали, что это вранье, но…

      День клонился к логическому финалу, пришлось еще отвести Колокольчика к кузнецу. Но я была рада наконец-то покинуть Риз и планировала переночевать на берегу реки Звонкой.

      Через чашку после заката я сидела у костра, наслаждаясь покоем и новым, непривычным еще, состоянием свободного и взрослого человека.

      Поплавок печально покачивался на воде, но, так как на уху я уже наловила, отсутствие клева не раздражало. На огне закипал ароматный рыбный супчик, на палочках скворчали кусочки окорока, жизнь казалась прекрасной, особенно перспектива поужинать в тишине, чем Свет послал.

      Река легким журчанием подпевала шелесту листьев ивняка, вгоняя меня в медитативное состояние. Локтях в двадцати начинался лес, где осины и березы чередовались с елями и сосенками, глубже количество последних увеличивалось, а на фоне вечернего неба лес казался зубчатой стеной неприступного замка.

      Быстро темнело. Уха булькала в котелке, распространяя вокруг себя бесподобный аромат. Я отвязала снасть с длинной ветки, служившей удилищем, смотала и убрала в коробочку «для рукоделия». «Рукоделием» называлась начатая три года назад монограмма на носовом платке, до сих пор еще до половины не вышитая, да прилагавшиеся к ней несколько иголок и моточки цветных ниток. Для снасти там самое место – она идет в ход гораздо чаще.

      Я поставила защитный контур от плотоядно зудящих комаров, достала хлеб, сыр, любимую большую ложку, сняла с огня уху и только собралась насладиться заслуженным ужином, как позади раздалось деликатное покашливание:

      – Девонька, не угостишь бродягу?

      В кругу света от костра нарисовался занимательный персонаж: на копытцах, в красных штанах, расписном жилете, перепоясанным красным кушаком. На голове, слегка съехав на бок, лихо сидела шляпа с мятым петушиным пером, обнажая слева маленький рожок, черным острием торчащий из светло-каштановых прядей. Довершали картину перекинутый за спину ранец и узловатый посох в кривых пальцах.

      Ростом гость был от силы три локтя, поэтому я не испугалась,