Это всегда был он. Алекс Хилл
Читать онлайн книгу.
и свист ветра умиротворяют. Снова обвожу взглядом комнату, теплая улыбка появляется на губах. Дом детства выглядит совсем не так, как раньше. На стенах больше не висят мои картины и семейные фотографии, на кресле не лежит мамин вязаный кардиган, который она могла носить и зимой, и летом. У стены рядом с окном не хватает пианино, поверх которого постоянно появлялись стопки отцовских расчетов и чертежей, за что он частенько получал от мамы нагоняи. Мама любила открывать форточку, перед тем как садиться за ноты, говорила, что ветер – отличный слушатель. Я обожала наши семейные вечера в выходные. Устраивала родителям мини-концерты, когда сама научилась играть, или организовывала выставки из своих работ, собранных за неделю. Прикосновение светлой тоски ощущается покалыванием между ребрами. Тогда мы действительно были счастливы, но это ведь не значит, что больше никогда не будем. В Воронеже тоже было неплохо, не сразу, но все же. Семейные прогулки, праздничные ужины, походы в кино. Главный урок, который я усвоила благодаря переезду, – перемены кажутся страшными только первое время, ко всему можно привыкнуть. Так и сейчас, несмотря на то что я очень хотела вернуться сюда, мне еще предстоит привыкнуть к новой обстановке и новому жизненному укладу.
Дождь становится все свирепее, небо угрожающе темнеет, а ветер заламывает ветви деревьев, точно опытный полицейский. Окно приходится закрыть, а подоконник насухо вытереть полотенцем. Лина и Лера присылают сообщение, что задерживаются, и я тихонько вздыхаю. Нужно занять себя чем-то, чтобы убить время, и у меня есть один беспроигрышный вариант. Беру в руки сумку и падаю на диван. Собираюсь вытащить свой скетчбук, чтобы по памяти сделать набросок гостиной из детства, но в руки попадает чужая тетрадь. Ладони становятся горячими, а перед глазами встает образ повзрослевшего Морева. И додумался же покраситься. А может, это ради девушки? Сочувствую ей. Борясь с любопытством, напрягаю пальцы и поджимаю губы, но это не помогает. Ничего ведь страшного не случится, если я только одним глазком взгляну? Вряд ли это личный дневник, а даже если и так, то за Моревым должок. Раскрываю тетрадь и листаю страницы, брови ползут на лоб. Точки… множество точек красуется в центре каждой клетки, и так до самого конца. Что сказать? Он, по всей видимости, такой же раздолбай, каким и был раньше. И как его еще не отчислили за такое отношение к учебе? Саша сейчас должен быть уже на третьем курсе, если я не ошибаюсь в расчетах. Целых два года протянул. Интересно, на кого он учится? Дружит ли все еще с Зиминым? Живет с родителями или в общежитии? Играет ли до сих пор в баскетбол?
Беру карандаш, темный грифель мягко касается бумаги. Длинные и короткие штрихи скрывают точки и границы клеток. Четкий овал лица, напряженная линия челюсти. Небрежная прическа, чуть вздернутый нос и нервно сжатые губы. Еще несколько минут, и на меня смотрят глаза сквозь пряди рваной челки. Даже в наброске они горят раздражением. Растираю штриховку пальцем, накладывая тени, ластиком возвращаю блики и световые пятна. Увлекаюсь так,