В тесных объятиях традиции. Патриархат и война. Нона Шахназарян
Читать онлайн книгу.
и авторитетным термином «айя» (aya)107. Так, самая старшая в роду женщина приобретает с годами самый высокий статус среди женщин и молодых мужчин108. Старость семейной женщины характеризуется светлыми описаниями и пронизана пиететом. (Мужчина в семейной иерархии переживает примерно те же стадии – фамильярное обращение по имени, следующий этап – папа, наивысший семейный статус – «апа» (apa))109.
Есть основания полагать, что в обыденном сознании карабахских армян воспринимается как данность ущербность и вредоносность женского, равно как полноценность и положительность мужского. Считается, что: «Образ женщины-носительницы смерти, зла довольно обычен для различных культур… Механизм связи состоит в следующем: сущностный признак фемининности – vagina – обладает всеми атрибутами раны, метафорически отождествляемой со смертью (отверстие, кровоточащее после дефлорации и в период менструаций)»110. Как отголосок этих представлений, добрая весть (xer xabar) и сейчас обозначается как ‘мальчик’, в то время как дурная весть (šaŕ xabar) – ‘девочка’. Обычно спрашивают – ты мальчик или девочка, подразумевая, ты с доброй вестью или дурной?
Один из хрестоматийных примеров гендерной дихотомии – принятые в языке формулы для холостяка (äzäp’) и запоздавшей с замужеством женщины, «старой девы» (tan∂ mnac’ac – букв. ‘оставшаяся дома’), носящие неприкрыто оценочный характер. Первая, «мужская», характеристика окрашена положительно, вторая, «женская», намекает на анормальность ситуации. Это подразумевает в обыденном коллективном сознании, что мужчина сам не желает обременять себя брачными узами, а женщина осталась за пределами поля выбора.
«Некорректность» языка явно проступает и в выражении категорий бесплодия для женщин и мужчин. Бесплодных женщин называют č’perk’, songsuz (пропускаем здесь огромное количество метафорических и метонимических обозначений), для мужчин слов такого класса не существует. Предполагается, что мужчина не может быть носителем причины бесплодия, он – «полноценен». Интересно, что сами жены рьяно (и сознательно) поддерживают заблуждение общества относительно её бесплодности, таким образом, ограждая мужа от насмешек, которые наносят символический ущерб всей семье и роду. Здесь снова встает вопрос конфликта практических разрешений и канонических норм, который в принципе не может не вставать ввиду ирреальной категоричности последних111.
В связи с актуализацией за последние десять лет военно-героической риторики внимание привлекает обозначение у людей таких свойств, как смелость и отвага. Женщин, отличившихся этими качествами, называют в порядке высшей похвалы tłamard-k∂neg’, что буквально означает ‘мужчина-женщина’. В аналогичной ситуации, когда речь идет об отважном мужчине, используется тавтология tłamard-tła – ‘мужчина-мужчина’, понимая под этим «настоящий мужчина», биологически и по духовной силе. Такое обозначение маркирует установившееся мнение об исключительно
Племянники называют тетю «сестра» (
Ср.: Smadar, Lavie The Poetics of Military Occupation. Mzeina Allegories of Bedouin Identity Under Israeli and Egyptian Rule. Un-ty of California Press Berkeley Los Angeles. 1990. P.189.
В том же контексте, видимо, можно интерпретировать повсеместное использование в современном карабахском диалекте обращения
В недавнем прошлом (конец XIX в.), если все же становилось ясно, что мужчина «повинен» в бесплодии пары, старшая женщина в семье предпринимала попытку разрешить ситуацию, подослав к снохе одного из братьев мужа. Действо обставлялось специальным образом, превращаясь почти в социальный акт для его непосредственных участников. На лицо женщины накидывался платок, чтобы она не видела того, с кем это происходит. «Донор» также отказывался от наблюдения процесса. При этом соблюдалась полная конфиденциальность, секрет оставался в семье. Более поздняя, демократизированная форма разрешения такого рода проблемы – знахарка-повитуха (