Спросив у толстяка-хозяина о Катерине, «Магнус» поднялся по узкой лестнице наверх, на третий этаж, оказавшись сразу в трех, анфиладой переходящих одна в другую, комнатах, в каждой из которых стояла кровать с поднятым балдахином. На дальней кровати, у распахнутого окна, сидела Катерина. Уже без чепца, с медными, рассыпанными по плечам волосами.

      А она молода, очень молода…

      – Сколько же вам лет, прелестное дитя?

      Девчонка расхохоталась и пожала плечами:

      – Кто считал мои года, господин? Может быть, шестнадцать, а может, и все двадцать. Я не знаю. Я родилась не здесь… А потом война и… Жизнь закружила. Вы не подумайте, господин, я не жалуюсь. Мне сейчас гораздо лучше, чем прежде. Так что будем пить? Вино или пиво?

      – Вы сами-то – что?

      – Я бы предпочла вино, – Катерина хитро прищурилась. – И уже заказала. Сейчас принесут. Ага!

      Снизу, с лестницы, послышался стук в дверь.

      Девушка повысила голос:

      – Входи, Яан!

      Вошедший белобрысый парень – слуга – поставил на небольшой столик серебряный кувшин и бокалы синего тонкого стекла. Поставил, молча поклонился, ушел.

      – Хороший парень, – вздохнула Катерина. – Русские сожгли всю его семью.

      – Русские?

      – Ну, татары… Впрочем, не будем о грустном. Садитесь сюда. Выпьем.

      Волнуясь, Леонид присел на край ложа. Протянув наполненный золотистым вином бокал, девушка подвинулась ближе, прижалась горячим бедром.

      – За наше знакомство, Леон!

      – За знакомство…

      – Нынче жаркое лето…

      Упал на пол жилет. Белая кружевная сорочка скользнула с плеча… обнажив грудь почти до соска. Лёня поцеловал прелестнице шею… погладил плечо, поласкал пальцами грудь… чувствуя, как твердеет, наливаясь соком, изящный сосочек… а потом накрыл его губами, потеребил языком, вызывая сладострастный стон и тихий шепот:

      – Двадцать крейцеров…

      Однако цены!

      – Хорошо, милая… Катя… Катя…

      Оторвавшись от лобзаний, Катерина сбросила