Свадьба Полины была камерной, для своих. Ожидая, когда зазвучит вальс Мендельсона, гости возбуждённо переговаривались. Полина с женихом выглядели как актёры, играющие самих себя: принимали выразительные позы под прицелом фотообъективов, стараясь не смазать идеальный грим, и белозубо демонстрировали нарочито счастливые улыбки. Они были такие глянцевые, отглаженные, сверкающие! К ним и подойти было страшно, не то чтобы о чём-то спросить. Саша проглотила свой миллион вопросов к Полине, потому что задать их сейчас статной даме со взбитыми буклями она не могла. Эта Полина была совсем не та, которую знала Саша. Та Полина не снимала конные сапоги и лосины, ходила решительным широким шагом, редко слезала с коня и, если ей что не нравилось, кричала профессионально поставленным голосом на весь манеж. А эта – поводила оголёнными плечами, хлопала длинными ресницами и загадочно улыбалась, теребя золотую ленточку, которой был перевязан свадебный букет. Кроме того, рядом с ней всё время крутился жених – его Саша вычислила по фисташковому цвету рубашки в тон платью невесты.

      Неожиданным было и то, что Дворец бракосочетания оказался действительно дворцом – с высокими потолками и богатой лепниной, широкой парадной лестницей, мраморными колоннами и паркетом, начищенным до такого блеска, что он был похож на большую лужу. Саша старалась не попадаться фотографу на глаза. В этих декорациях на фоне разодетой компании гостей в своей толстовке с капюшоном она выглядела как серый гусь среди павлинов. Подозрение, что насчёт платья мама была права, не добавляло Саше уверенности и хорошего настроения. Ба понимала смятение внучки, поэтому не отходила от неё ни на шаг. И потом – она же дала Полине слово! Парадокс заключался в том, что парочка Саша и Ба привлекала больше внимания, чем жених с невестой. Что было логично. Ведь Ба не просто так бросила маме фразу, решившую исход утреннего скандала.

      – Оставь! Сашка – личность! И она вправе идти туда, куда её пригласили, в том, в чём она хочет.

      Ба искренне так считала и действовала сообразно своим убеждениям. Поэтому сама она надела шёлковое красное кимоно, расшитое золотыми драконами, парик из фиолетовых волос, несколько тяжёлых браслетов на каждую руку и бусы, похожие на связку перепелиных яиц – тёмно-лиловых, в тон парику. Ба полагала, что выглядит шикарно. Только обувь подвела. Вместо кроссовок со стразами она бы предпочла сапоги-казаки. Но таких у неё не оказалось.

      – Сашенька! Как ты выросла! А вы, Вера Васильевна, совсем не меняетесь!

      Это приветствие в разных вариациях Саша и Ба услышали почти от каждого гостя. Саша смутно помнила, кто все эти люди, поэтому Ба шептала ей на ухо:

      – Эта дама в воротнике-жабо, похожая на Фрекен Бок, – мама Полины. Мы вместе ходили в музыкалку на концерты и на родительские собрания.

      – Этот хлыщ – бывший ухажёр Полинки. Интересно, зачем она его пригласила?

      – О! А это их педагог по сольфеджио! Видела бы ты его двадцать лет назад! Такой интересный был