Когда я убил первый раз…

      Не помню. Сейчас уже ничего не помню. Сейчас уже ничего не имеет значения – когда из всех этих ковчегов, пилигримов, одиссеев, гермесов, остался один Моисей, полтора миллиона мест на шесть миллиардов человек, а кто-то уже летит, в каком-нибудь Пилигриме, а кто не успел, тот опоздал, а меня обязаны взять, у меня целых десять посадочных билетов, а тьфу на ваши билеты, кому они нужны теперь…

      Неравный бой…

      Каждый сам за себя…

      Сейчас и вспоминать странно – да и нечего вспоминать, набросились друг на друга, как дикие звери, вон, трупы лежат, о, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями… поле… русское поле.

      Да, стрелял. Да, убивал… Мстил им – всем, за все, за тебя, земля, которую я так и не увидел… Да, я ненавидел людей в эти минуты – за все их идиотские границы, визы, зоны, турагентства, правила, за эту тюрьму, которую они создали для самих себя, сами же в нее и попали…

      Бегу…

      Разрываю легкие…

      Пинаю, пинаю землю, прости, земля…

      Пуля свистит у виска – еще одна, еще… Сколько их… нет, один, чумазый, ободранный, похожий на кусок грязи, да и сам я сейчас не лучше… Мчится к Моисею, и кажется – в миллион раз быстрее меня…

      Стреляю – не целясь, промазал, ясно – промазал, еще бы… Бежим – уже вижу блестящий корпус Моисея, трап тычется тупой мордой в траву…

      Боль разрывает колено… Земля подпрыгивает, хватает меня – со всех сторон…

      Пусти…

      Пусти, дрянь такая… пусти, сука… пусти…

      Вырываюсь из объятий земли, уже не иду – ползу к кораблю…

      Он, стрелявший в меня, молнией взвивается по трапу…

      Моисей с бешеным ревом отрывается от земли…

      Мир проваливается в пустоту…