– Зонт ночью.

      – Прошу прощения?

      – Зонт ночью, разве не так? «Зонт в зимнюю ночь» Шекспира.

      – Э… это пародия?

      – Не больше, чем ты сам. Ты пытаешься играть на моем поле или действительно меня не узнал? Как печально. Нельзя забывать старые добрые времена.

      – Прошу меня извинить, но я…

      – Слейтер. Я надеялся, ты подумаешь: «Похоже на Слейтера». Фред Слейтер, а ты Лоуэлл. Уилфред Лоуэлл, если, конечно, ты не начал подписываться Уифлредом Воллуэлом или еще каким-нибудь дерьмом в этом роде.

      Уилф уже успел его вспомнить. Лицо Слейтера не особенно и постарело за десять лет, но превратилось в бледную мясистую лепешку, став гораздо шире, чем раньше. У него сохранилась прежняя привычка отклячивать нижнюю губу, которая тянет за собой вниз всю остальную физиономию, пока сам он дожидается, дойдет ли до жертвы его шуточка, и Уилф думает, не начнет ли Слейтер щипать, или тыкать пальцем, или толкать кулаком, добиваясь нужной ему реакции, как он делал это, когда их парты стояли рядом.

      – Наверняка тогда мне было очень весело, – произносит Уилф вслух.

      – Кажется, тебе никогда не бывало особо весело, потому что ты не умел писать.

      – Ну, теперь умею.

      – Мы все хохотали бы до колик, если бы ты тогда заявил, что хочешь работать в книжном магазине.

      Да он сам никогда не читал ни строчки сверх того, что было задано. Это Уилф так хотел научиться читать, что казалось, он погибает от этого желания, пока специалист по дислексии его не научил.

      – А ты-то как? – спрашивает Уилф. – Многого в жизни добился?

      – Не исключено, что уже скоро я дам о себе знать однажды ночью.

      – Извини, но с чего бы?

      – Разве ты не любишь получать весточки от старых друзей?

      Неужели он действительно верит, что был его другом? Вежливость Уилфа трещит, словно тонкий лед под слишком тяжким грузом.

      – Ты меня извини, но мне надо…

      – Подожди.