Я не знала, что он примет именно это решение, не знала и никогда бы не смела на это надеяться, но, когда смотрела в его карие глаза, я больше не видела в них ненавистного цыгана, готового поставить меня на колени любой ценой. Я видела в них только ЕГО. Только он мог это сделать ради меня. Не палач, не Ману Алмазов. А тот мальчик без имени…тот самый, который поклялся мне любить вечно. Он мог вот так безрассудно бросить вызов всем своим собратьям и спасти меня.

      Наверное, именно в этот момент и начали стираться грани между моим долгом и какой-то одержимой любовью к этому мужчине. Я знала, чем он рискнул. Знала, что, если кто-то узнает, его могут линчевать так же, как и моего брата. Народ не признает слабостей своих правителей, они предпочитают видеть на безжалостного и жестокого убийцу и не простят барону ни одной ошибки. Это обычные смертные могут ошибаться, любить, ненавидеть, а у нас нет такого права. Мы не можем этого себе позволить. Сколько бы ни было у тебя не было денег, правители вечные рабы своего положения, и стоит им лишь оступиться, их порвут на куски те, кто фанатично горланили их имена при коронации. Так всегда говорил мой отец и он был прав.

      Шла следом за Савелием, тяжело дыша, чувствуя, как сердце бешено колотится и не перестает замирать от одной мысли о том, что все может быть иначе. О том, что у нас появился какой-то призрачный шанс, такой зыбкий, хрупкий и тонкий, как самый первый лед на водной глади. И мне было страшно…страшно осознавать, что впервые мне не хочется бежать отсюда сломя голову, впервые я больше не хочу быть Ольгой Лебединской. Я хочу быть птичкой, ЧирЕклы. Я хочу иметь право любить его, просыпаться с ним рядом, называть его своим и просто быть счастливой. Такая уродливая надежда на фоне общего безумия, крови и смерти. Я знала, что она так же хрупка, как и тот самый тонкий лед. Ее век очень короткий. Она треснет с первыми же сомнениями и разлетится на осколки о гранит реальности, где Ману Алмазов прежде всего мой враг и лишь потом любимый мужчина, и никак не наоборот.

      – Нам сюда, – скомандовал Савелий и приоткрыл дубовую дверь одного из складских зданимй. Посветил фонариком, и мы юркнули в холодное помещение больше похожее на оружейный склад. У стен были нагромождены ящики, один на другом, что в них можно было только догадываться, но я помнила слова отца о том, что цыгане напичканы оружием. Камни заледенели и блестели от света фонаря, словно покрытые лаком. Ящики покрылись серебристым инеем. Я поёжилась и потёрла плечи, переминаясь с ноги на ногу.

      – Ждите меня здесь, я скоро вернусь. Закройтесь изнутри и никому не отпирайте. Этот склад заброшен. К вам никто не придёт, кроме меня, но в любом случае за нами могли следить. Я постучу