Государи Московские. Святая Русь. Том 2. Дмитрий Балашов
Читать онлайн книгу.
глиной, как он дважды брал Хорезм, как подчинил Хорасан и всю Персию, как десятками тысяч гнали полон из Индии, Сеистана, Картли и Румийской земли, как бесстрашен джехангир в бою, как казнит взяточников-вельмож у себя в Самарканде. Так и не решил для себя Васька: какой же он, владыка Мавераннахра и всех окрестных, на тысячи поприщ, земель? Горы трупов и медресе, училища ихние, холмы отрубленных голов и беседы с мудрецами, со слагателями песен, которым дозволялось даже дерзить повелителю, как посмел Хафиз, в одной своей песне будто бы отдавший за родинку милой Самарканд с Бухарою, главные города Тимуровы. В песне отдавал! Сам-то явился к Тимуру в одном рваном халате своем. То-то можно и пощадить было, такого-то казнить – велика ли корысть? – заключил для себя Васька. А башня из живых людей, мучительно умиравших под тяжестью глины и чужих тел, даже ночью приснилась. Будто его самого замуровали в такую: одна голова наружу, и не крикнуть, все нутро сдавлено, воздуху не набрать в грудь! Многого насмотреться пришлось, пока нес Тимурову службу! Как-то на главной площади Ургенча казнили вора (гулямы как раз оттесняли толпу, сбежавшуюся поглядеть на казнь). Вору, раскрыв рот и запрокинув голову, лили тузлук в глотку. Тать, вытаращивая кровавые белки глаз, судорожно глотал, дергаясь в руках катов. Гулямы безразлично глядели, как надувается под халатом живот жертвы.
– Да что ж… умрет? – Васька решился спросить, ибо сам вживе представил себе, что это ему в глотку льют крепкий соленый раствор и там, внутри, начинает нестерпимо жечь. Воин, к которому обратился Васька, стоял опершись на копье, смачно сплюнул в пыль и процедил сквозь зубы:
– Не! Оставят в живых… Сейчас сало в рот лить будут! Ну а коли второй раз украдет, ну, там уж без сала… Брюхо разъест, и с концом!
Казнимому и верно чуть погодя стали лить в глотку растопленное баранье сало. Его долго рвало потом. Жижа текла изо рта и ноздрей. Наказанного оставили лежать на площади, и зрители начали потихоньку разбредаться, утратив интерес к полуживому человеческому существу, продолжавшему, лежа в пыли, бороться со смертью. Гулямов увели тоже, и Васька так и не ведал, оклемался ли тать? Встал ли? Или все-таки умер на глазах утратившей к нему интерес уличной толпы?
В конце концов старослужащие гулямы сумели, верно, избавиться от новичков вроде Васьки. Весь боевой кул ушел к Самарканду, а недавно взятых в армию полонянников оставили и, сведя в особые части, послали охранять Джайхун.
Стража стояла тут у всех перевозов и переправ. Джехангир строго повелел пропускать путников только в одну, самаркандскую сторону. Пути назад были заказаны всем, ежели не было нарочитого разрешения самого Тимура. Сделано это было, как понял Васька, дабы сдержать беглецов, пытавшихся улизнуть из плена к себе на родину. А бежали многие, и недаром Джайхун – Амударья – стала в русских песнях той поры заговоренной рекой Дарьей, через которую не может переправиться никто.
Для Васьки потянулись скучные месяцы