Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы). Артур Кангин
Читать онлайн книгу.
ение. К каждому журналу приклеивался прозрачный футлярчик с кузнечиком, бабочкой или, на худой конец, с чумовым тараканом. Так сказать, вещественная материализация «гвоздевой» статьи. Сколько себя помнил, Матвей писал о лапках, перепончатых крылышках, мозаичном зрении и органах размножения.
Экая бессмыслица!
В дверь позвонили.
На пороге стоял его единственный друг, сокурсник по институту, Вадим Жаркин. В руке большой яркий пакет.
– Ну, с днем Варения тебя, Мотька! Дай-ка я тебя обниму, расцелую.
Вадик был уже хорошо навеселе. Содержимое пакета сигнализировало о дальнейшем. Пара пузырей водки «Молодецкая», пиво «Жигулевское», балык, банка крабов, палка сервелата, двухлитровый пакет гранатового сока.
– Игра сыграна… – произнес Мотя вместо приветствия.
Вадим энергично раскидывал провизию на кухонном столе:
– Опять в трясине меланхолии?
Мотя сел на табурет в позе кающейся грешницы, склонил голову, опустил меж колен безвольные руки.
– Game over!
– Я тебе покажу геймовер! В пятьдесят лет все только начинается.
– Ты еще скажи – в семьдесят.
– Вот что, братец, сядь-ка на корточки.
– Это зачем?
– Сядь, тебе говорят. Не убудет.
Покряхтывая, Мотя, сел. Благо на нем китайские треники с растянутыми коленями. Удобно.
Жаркин тоже присел, глянул на Мотины пятки, поцокал языком.
– Значит, тебе удобно, когда пятки упираются в пол?
– А как же еще?
– Люди тонкой душевной организации обычно сидят на цыпочках.
– Хочешь унизить?
– Чудак! На пятках сидят успешные фирмачи, любители шансона, знаменитые футболисты.
Вадик стремительно открутил водочную крышку, нарезал сервелат.
– Дернем за твое лучезарное будущее, дорогой!
– Да пошел ты!
– Какой обидчивый…
Выпили, закусили.
Сколько же он лет знает Вадика. 33 года! С первого курса биофака. Тогда это был худющий пацан с гривой черных волос. Теперь это лысый очкарик. Богат, кажется… Нет, точно богат. Вадим проводил сеансы психоанализа для дамочек бальзаковского возраста с пресловутой Рублевки.
Мотю он за что-то любил. Быть может, за резкий контраст их житейского уровня.
У Вадика апартаменты на козырном Кутузовском. У Моти в спальной резервации Свиблово. Вадик рассекает на алом «Ягуаре». Матвей обливается пóтом в метро. У Жаркина каждый месяц свеженькая любовница. Мотя тридцать живет с одной и той же мымрой.
Вадим сноровисто открыл банку с дальневосточными крабами:
– Тест это, кстати, типовой. Выходит, человек ты земной. Поэтому без истерики должен относиться к вопросам жизни и смерти.
2.
– На моем могильном камне напишут: «Всю свою жизнь, балбесина, изучал жуков плавунцов и паучков крестоносцев».
– Кстати, о жуках… – Вадик полез в карман пиджака. Достал небольшую, обтянутую черным крепом коробочку. – Это тебе мой презент. С юбилеем!
– Что это?
– Открывай! Был, понимаешь ли, на симпозиуме психоаналитиков в Бомбее, вспомнил о тебе, зашел в сувенирную лавку. Там, понятно, всякая трехкопеечная дрянь. А вот эта штуковина ошеломила. Стоит освежающе дорого. Даже по моим меркам.
Мотя раскрыл похоронный футляр, достал янтарный шар. Внутри его враскоряку навечно застыл черный жук.
Пузиков в ладони повертел желтый шар:
– Забавно…
– Спрашиваю, что за жук? Продавец лишь замахал руками. Шар, мол, пророческих снов. Кладешь его на ночь под подушку, и гляди свое будущее.
Впервые за этот вечер у Моти поднялось настроение.
– Как же ты повелся на эту пургу? Это обыкновенный жук скарабей. Из Египта.
Вадим разлил по хрустальным рюмочкам водку:
– Вещие же сны, Мотя, есть… Почитай Карла Густава Юнга. Он, например, во сне увидел всех своих будущих жен.
– Сновидение-сваха?
– Харе смеяться! За несколько лет загодя он предсказал Первую, а потом и Вторую мировую войну.
Водочная тугая волна раскатилась от пяток до макушки. Мотя, хмыкнув, положил шар на подоконник.
– Испробую сегодня.
– Ни-ни! В пьяном виде нельзя. Тотальная трезвость. А что это за скарабей такой?
– Да какая разница?
– Ты, главное, не грусти. Все мы стареем и смертны. Мы лишь листочки на этом могучем и, похоже, вечном древе жизни. Листочек проклевывается из почки, растет, наливается живительным соком, желтеет. Потом его срывает ноябрьский ветер. Блин, никакой трагедии!
– Да ты философ…
– Я этими листочками кормлю всю свою рублевскую клиентуру. Дамы ведутся. Плачут у меня на