Медлительнее снежный улей,

      Прозрачнее окна хрусталь,

      И бирюзовая вуаль

      Небрежно брошена на стуле.

      Ткань, опьяненная собой,

      Изнеженная лаской света,

      Она испытывает лето,

      Как бы не тронута зимой;

      И если в ледяных алмазах

      Струится вечности мороз,

      Здесь – трепетание стрекоз

      Быстроживущих, синеглазых.

      Она еще не родилась,

      Она и музыка, и слово,

      И потому всего живого

      Ненарушаемая связь.

      Спокойно дышат моря груди —

      Но, как безумный, светел день,

      И пены бледная сирень —

      В мутно-лазоревом сосуде.

      Да обретут мои уста

      Первоначальную немоту,

      Как кристаллическую ноту,

      Что от рождения чиста!

      Останься пеной, Афродита,

      И, слово, в музыку вернись!

      И, сердце, сердца устыдись,

      С первоосновой жизни слито!

      Слух чуткий парус напрягает,

      Расширенный пустеет взор,

      И тишину переплывает

      Полночных птиц незвучный хор.

      Я так же беден, как природа,

      И так же прост, как небеса,

      И призрачна моя свобода,

      Как птиц полночных голоса.

      Я вижу месяц бездыханный

      И небо мертвенней холста;

      Твой мир болезненный и странный

      Я принимаю, пустота!

      Как тень внезапных облаков

      Морская гостья налетела

      И, проскользнув, прошелестела —

      Смущенных мимо берегов.

      Огромный парус строго реет;

      Смертельно бледная волна

      Отпрянула – и вновь она

      Коснуться берега не смеет;

      И лодка, волнами шурша,

      Как листьями…

      Из омута злого и вязкого

      Я вырос, тростинкой шурша,

      И страстно, и томно, и ласково

      Запретною жизнью дыша.

      И никну, никем не замеченный,

      В холодный и топкий приют,

      Приветственным шелестом встреченный

      Коротких осенних минут.

      Я счастлив жестокой обидою

      И в жизни, похожей на сон,

      Я каждому тайно завидую

      И в каждого тайно влюблен.

      В огромном омуте прозрачно и темно,

      И томное окно белеет;

      А сердце, отчего так медленно оно

      И так упорно тяжелеет?

      То всею тяжестью оно идет ко дну,

      Соскучившись по милом иле,

      То, как соломинка, минуя глубину,

      Наверх всплывает, без усилий…

      С притворной нежностью у