Беринджеру не терпелось всё рассказать Джону Капо. Но раньше семи соваться в «Голубое Око» не имело смысла, а время близилось лишь к полудню. Надо было чем-то себя занять. Взялся за газету, но, едва глянув, отбросил. Надоело. Пресса печатала одно и то же – безработные бастовали, банки один за другим лопались, оставляя с носом толпы вкладчиков, компании закрывались, даже непоколебимый Паккард[8] терпел убытки. Мир, казалось, летел в тартарары.

      За стенкой, в пику приунывшему Ральфу, бодро и даже ликующе запел саксофон Бенни Гудмэна[9]. Отличная пилюля от грусти этот джаз. Мысли сразу перетекли в другое, более приятное русло – вспомнилась черноглазая итальяночка. Между ним и Соней определённо что-то было, какое-то неуловимое взаимное влечение, хоть та и виду не подавала. Но Ральфа этими штучками не проведёшь, он такие моменты всегда безошибочно угадывал. Впрочем, Ральф и сам не торопился. Что бы он ей дал сейчас? Не в эту же конуру вести такую красотку.

      В прежние времена, до приезда в Нью-Йорк, за Ральфом водилась слава неугомонного ловеласа. Жил он тогда в Дипвилле, тихом городке на западе Монтаны, откуда родом был и Джон Капо.

      Юный Беринджер заморочил голову не одной местной барышне, пока не отправился колесить по стране в поисках земного рая. Здесь прижился не случайно – вокруг Большого Яблока[10] ходили всевозможные легенды. И неважно, где правда, а где выдумки, – этот город сулил надежды. Даже сейчас, когда жизнь трещала по швам, Нью-Йорк и не думал впадать в уныние.

      Обдумав возможные перспективы, воспрянул и Ральф. Надо только свидеться поскорее с другом-барменом. Джон Капо ещё год назад предлагал свести Беринджера с людьми Тонео. «Пусть бы и мелкой сошкой, – убеждал его старый приятель. – Все с этого начинали. Сам Аль Капоне