Живые души, или похождения Лебедько. Владислав Лебедько
Читать онлайн книгу.
и другие…» – сию путевую заметку, невесть откуда взявшуюся, читал Владислав Евгеньевич, въехавши в славный город Рязань. Лебедько, как истый сын не токмо Европы просвещенной, но и безбашенной Азии, отдавал себе, в некотором роде, отчёт о роли последней в русской жизни. Как говаривал в своё время герой Достоевского – Митя Карамазов, «широк человек, слишком даже широк. А я бы сузил». Вот ведь и складывается, что широтою души своей русский человек обязан бескрайним азиатским просторам, начинающимся отнюдь не от Уральского хребта, а как раз таки от Рязани, автор хотел было, попервоначалу, замахнуться так, чтобы сказать, что, мол, даже не от Рязани, а от самой Москвы-матушки, да не дерзнул – робок.
Однако же давай, дорогой читатель, на пару минут отвлечёмся, оставив нашего путешественника, сидящего в своей «тройке» при въезде в Рязань, изучать схемы и путеводители, а сами пустимся неким образом в философствование… Итак – Азиат – слово сие отсылает нас к великому множеству смыслов. Среди оных найдём мы свободолюбие, простор и вседозволенность, – ту самую вседозволенность, что проистекает не из консервативной морали, а из глубинных недр души человеческой. Русский азиат не сводим ни к истерику, ни к пьянице или преступнику, ни к поэту или святому – в нём всё это помещается вместе, в лихо закрученной совокупности всех этих свойств. Русский азиат – это одновременно и убийца, и судия, буян и нежнейшая душа, законченный эгоист и герой совершеннейшего самопожертвования. В таком человеке внешнее и внутренне, добро и зло, бог и дьявол неразрывно слиты. Ежели мы сподобимся окинуть взором ближайшую перспективу времени, то, несомненно, углядим в русском азиате новый идеал, угрожающий самому существованию прогнившего насквозь европейского догматического духа. Идеал, как представляется нам, обладающий совершенно аморальным образом мышления и чувствования, способностью прозревать божественное, необходимое и судьбинное во всём окружающем его, в том числе, в так называемом зле и безобразии, которые он способен чтить и благословлять. Однако же, двигаясь подобным образом в дальнейших рассуждениях, рискует автор заехать напропалую к вещам совершенно уже невообразимым, могущим сбить добросовестного читателя с панталыку. А посему не будем так уж сразу усердствовать, хотя автор и имеет к данной теме некое пристрастие.
Вернёмся к нашему герою: изучивши, помимо карты, путевые записки некоего, не оставившего нам своего имени, негоцианта, с кратким отрывком из которых досточтимый читатель имел удовольствие ознакомиться в начале главы, Лебедько с негодованием выругался, ибо не нашёл среди перечисляемых там Юкиных, Чуковых и Абумовых, славной фамилии Карамболь. Григорий Михайлович Карамболь, делавший при произношении своей фамилии акцент на второе «а», во всякой беседе, сего предмета касавшейся, был настойчив, что называется, до мордобоя, утверждая, будто фамилия его принадлежит истинно русской династии и даже будто бы восходит к кому-то из бояр времён Ивана Грозного. Являлся он уроженцем Рязани,