Я в комфортабельной карете, на эллипсических

                                                                  рессорах,

      Люблю заехать в златополдень на чашку чая в женоклуб,

      Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах

                                                               и о ссорах,

      Где глупый вправе слыть не глупым, но умный

                                                  непременно глуп…

      О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!

      Трепещут губы иронично, как земляничное желе…

      – Индейцы – точно ананасы, и ананасы –

                                                       как индейцы…

      Острит креолка, вспоминая о экзотической земле.

      Градоначальница зевает, облокотясь на пианино,

      И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий

                                                                  Июль.

      Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов

                                                                сплина,

      И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам

                                                  не потому ль?..

      Ты пришла в шоколадной шаплетке,

      Подняла золотую вуаль.

      И, смотря на паркетные клетки,

      Положила боа на рояль.

      Ты затихла на палевом кресле,

      Каблучком молоточа паркет…

      Отчего-то шепнула: «А если?..»

      И лицо окунула в букет.

      У окна альпорозы в корзине

      Чуть вздохнули, – их вздох витьеват.

      Я не видел кузины в кузине,

      И едва ли я в том виноват…

      Ты взглянула утонченно-пьяно,

      Прищемляя мне сердце зрачком…

      И вонзила стрелу, как Диана,

      Отточив острие язычком…

      И поплыл я, вдыхая сигару,

      Ткя седой и качелящий тюль, —

      Погрузиться в твою Ниагару,

      Сенокося твой спелый июль…

      Над морем сидели они на веранде,

      Глаза устремив к горизонту.

      Виконт сомневался в своей виконтессе,

      Она доверяла виконту.

      Но пели веселые синие волны

      И вечера южного влага,

      И пела душа, танцевавшая в море:

      «Доверие – высшее благо»…

      И песнь поднималась легко на веранде,

      Смущение верилось зонту…

      Виконт целовал башмачок виконтессы,

      Она отдавалась виконту!

      Я остановила у эскимосской юрты

      Пегого оленя, – он поглядел умно.

         А я достала фрукты

         И стала пить вино.

      И в тундре – вы понимаете? – стало южно…

      В щелчках мороза – дробь кастаньет…

         И захохотала я жемчужно,