Табия тридцать два. Алексей Конаков
Читать онлайн книгу.
организовывал беседы, где события развивались как бы в замедленной съемке, разговор продвигался еле-еле, увязал в болоте, окружающем мысли научрука, и если наконец удавалось выйти на важную тему, то либо не хватало времени, либо действовало утомление. Уляшов, наоборот, сразу же приступал к главному – и рассказывал так, что у Кирилла мурашки бежали по коже.)
Каисса, все постулаты оказались правдой!
Мы-то школярами читали учебники и верили, что история непрерывна, что русская культура стара, как сама Россия, что одно событие следует из другого и что есть сплошная восходящая линия, цепь блестящих триумфов: сначала Петров, этот «Северный Филидор», добивается известности в Европе, потом Яниш публикует легендарный Analyse nouvelle des ouvertures du jeu des échecs[11], потом Чигорин героически сражается со Стейницем. В 1920-е – «шахматная горячка», в 1950-е – триумф «советской школы», в 1980-е – грандиозное противостояние Карпова и Каспарова, а начиная с 2014-го – всенародная популярность: Сергей Карякин во главе движения «Вернем шахматную корону в Россию», Мерензон и Дворкович, лоббирующие замену физкультурных уроков в школах на уроки шахматные, блицтурниры в модных кафе, ежегодные матчи «Блондинки против брюнеток» и т. д.
Ха, кто бы знал, что сказка о «непрерывности» придумана Уляшовым!
Что всего полвека назад хитроумный Д. А. У. взял отдельные события, разрозненные факты, изолированные эпизоды, маргинальные истории – и сочинил из них новую позицию, живописную и совершенно лживую картинку развития якобы трехсотлетней массовой российской шахматной культуры: «Издревле на Руси любили шахматное творчество».
И так убедительно получилось, два восклицательных знака.
Но на самом деле эта блистательная конструкция – удерживающая нацию от падения в пустоту, объединяющая людей общими благородными смыслами, дающая гражданам чувство законной гордости и при этом мягко направляющая их к свету – еще очень хрупка и ненадежна. Ее нужно беречь, охранять; пятьдесят лет – действительно мало. («Мы активно пропагандировали идею о том, что шахматная культура изначально близка русским людям, – объяснял Уляшов, – что склонность к наилучшей организации фигур на доске присуща россиянам от рождения (как, допустим, склонность к игре в футбольный мяч у бразильцев), что наше многолетнее лидерство в этой области человеческого знания свидетельствует о каких-то фундаментальных вещах, о не открытых еще законах природы: рождение титанических фигур вроде Ботвинника или Карпова следует связывать не с эффективной работой шахматных секций, но с особенностями конкретного места на земном шаре, с ландшафтом и климатом Среднерусской возвышенности. Эти идеи победили, в них свято верит теперь любой гражданин России, окончивший школу. Но профессиональные историки, Кирилл, должны понимать, что никакой „данной от природы“ склонности не существует, что отечественный культ шахмат – всего лишь „заместительная терапия“, призванная облегчить отказ от опасного
«Новый анализ начал шахматной игры» (фр.).