Ни следа на разводе суглинка,

      успеваешь стереть отпечатки,

      но всегда остается пылинка –

      чья-то тень на обводе сетчатки.

      А еще на лице паутинка

      прилепилась на долгую память.

      Набегание нервного тика

      не убавить, ни шагу прибавить.

      Невидимка нам делает знаки,

      за спиной объявляется снова.

      Мы не спим. Выправляем бумаги

      и свидетеля ждем подставного.

      По стене идет, змеясь,

      нам, прохожим, непонятна,

      рун игрушечная вязь,

      проступающих как пятна.

      И не детская рука,

      выводящая угрозы,

      речь не делит на слога,

      пропускает в переносы

      не других, а нас с тобой,

      появляющихся в виде

      смутной рожицы кривой

      из настенного граффити.

      Сегодня воздух как на сборах,

      чуть переложенный снежком,

      а по дворам бездымный порох

      гуляет свежим порошком.

      Озон мешается с тревогой,

      гниющей в глубине души.

      Она и в тишине убогой

      не спит, считает этажи:

      как, пустоту одолевая,

      в подземный город без огней

      уходит шахта лифтовая;

      как воздух тянется за ней.

      Как записки легли к изголовью

      эти годы. Еще запиши,

      что тогда занимались любовью

      мы почти на лету, как стрижи.

      Эти годы, никто не учил их

      застывать на лету, на бегу.

      А листками в бесцветных чернилах

      я еще поделиться могу –

      как ходили с пустыми руками

      вызывать стеклотару на бой,

      только б выжать из воздуха камень

      и на нем утвердиться стопой.

      Не выходит хмель, прилипает грязь,

      и уже не делается лечебной.

      Но заходит музыка, становясь –

      не свисти, народ! – отходной вечерней.

      А тебя поднимет ночной звонок

      послужить не сторожем – санитаром;

      наступает паника со всех ног

      на паркет, залитый горячим варом.

      А на том конце краковяк играют,

      набирают номер сто раз подряд,

      но не помнят, что они набирают,

      и не знают, с кем они говорят.

      Одна из тех, кто мечен черной меткой

      и виден на просвет издалека.

      Мрачна, дика

      и