Приближения к Афону. Павле Рак
Читать онлайн книгу.
двести метров от нас. Монах начинает, все еще громко, но как-то нараспев, в привычном ритме молитву. Смотрим на часы. Читает девятый час, сейчас начнет вечернее. Эти греки все знают наизусть. Голос стал звонким, мелодия типична для чтения псалмов. Подобным ритмом и подобным распевом и индусы читают свои молитвы. Восток. В начале строки подъем, потом горизонтальное бормотание, в конце, как удар. И опять. И опять.
– Дошел до «Славы», вот-вот закончит молитву, – говорит мой спутешественник, довольный, я бы сказал, даже с облегчением. Старцы и животные зашли за другую сторону скалы, мы их больше не услышим. Вот, такие они. Эта порода еще встречается. Святогорец, лес и животные – и Богородица.
Мы покидаем суденышко и идем в гору отдельно от остальных: бодрый старичок лет семидесяти, одетый в дорожную рясу, с платком под камилавкой, и я, не готовый к блужданию по афонским тропам без указателей. Единственное, о чем мы смогли договориться – это то, что нам по пути. Мой спутник несет торбу, полную грубых шерстяных рубашек. Одну из них он оставляет на перекрестке дорог и рукой показывает мне, откуда за ней спустится монах. Солнце палит нещадно, и мы садимся под оливой отдохнуть. Ему хочется начать разговор, но наши возможности меньше нашего желания. Приходится прибегнуть к помощи рук, чтобы обменяться простейшими сведениями: кто откуда. Монах – из небольшого греческого скита, посвященного св. Пантелеймону. Идем дальше. Я вижу, как он срывает разные придорожные травинки, растирает пальцами, нюхает. Потом догадывается, о чем нам поговорить: держит травинку в руках и спрашивает: «А такая растет в Сербии?» Вопрос этот повторяется, когда мы проходим мимо кустов и деревьев. Отрицательные ответы его огорчают; чтобы утешить меня, он дарит мне ветку с дерева или куста. Зато, услышав подтверждение, он откровенно радуется, особенно, если я говорю, что таких растений у нас много. Для него, любящего все растущее, каждое мое подтверждение заполняет абстрактное пространство незнакомой страны дорогими существами. Из пустоты возникает пейзаж, который можно любить. И это для моего доброго собеседника – достаточная причина для веселья.
И на самых скудных, скалистых обрывах, висящих над морем, цветут сады пустынников. Удивляюсь райским цветам там, где моя варварская логика могла бы ожидать чего-то гораздо более утилитарного. И это в мире, где торговля и снабжение извне сведены к минимуму. Почему гладиолусы, а не салат и картофель?
Я приветствую старика, склонившегося над цветами, и спрашиваю, как мне найти отца Димитрия. Монах поднимает ко мне озаренное светом лицо, из-под полуприкрытых век смотрят глубокие, добрые глаза. Молчит, как будто не сразу услышал или понял, а потом, неземной улыбкой сопровождая широкое движение руки, указывает направление.
Афонский пустынник, аскет. Как он отличается от нелепых представлений о чудаках, которые прокляли мир и покинули его, чтобы путем непрерывных мучений тела освободиться от малейшего воспоминания о всяком человеческом чувстве. Напротив, эта любовь и интерес к каждой