У истока дней. Иван Бунин
Читать онлайн книгу.
Петрович катал из хлеба шарики и насмешливо «играл» глазами. Я бесцельно глядел в окно на золотистый свет кроткого осеннего солнца.
Наконец, Павел Петрович выпил рюмку водки, понюхал, вместо закуски, кусок хлеба и, раскуривая папиросу, заговорил опять:
– А что действительно студенты кониной пробавляются, – я докажу тебе. Если ты ничего не читаешь, так я тебе помогу, дам «Отечественные записки», там даже рассказ про это напечатан. Здорово этих «ученых» прохватывают.
– То есть как «прохватывают»?
– Очень просто.
– Да за что прохватывать-то? Ведь нельзя же обидеть умного человека, если даже самым ехидным тоном сказать: «Ты конину ел…» Я, право, все-таки не думал, что ты о людях по кошельку судишь.
– А почему же и не судить! Не лезь в волки, когда хвост собачий.
– Хвост-то тут при чем?
Павел Петрович махнул рукой.
– Молчи, молчи, брат! Не связывайся! Ты, я вижу, еще многого не дотяпываешь.
– Как это «не дотяпываешь»?
– А то как же… Молодо-зелено… Я, брат, и не таких-то молодцов «остригал».
Павел Петрович поднялся.
– А самое лучшее, – докончил он, – оставить эту материю. – И, весело и хитро играя глазами, выпил еще рюмку и ушел спать.
IV
Я тоже пошел в кабинет и прилег на кушетке. Но заснуть не удалось, а лежать скоро надоело. Я пошел побродить по усадьбе.
Усадьба была небольшая, по именью – у Павла Петровича около 200 десятин, – но красивая. Сад был большой, старый, окружен соломенным валом – последний признак прежних помещичьих усадьб… Больше всего в нем было лип; плодовых корней можно было насчитать штук сто, хотя Павел Петрович и рассказывал, что он получает аренды с сада тысячу рублей.
Я побродил по дорожкам, посидел в липах и спустился под гору, к заводу. Завод уже шел. Насилу отворив тяжелую заводскую дверь, я очутился в самом помещении. Там меня сразу охватил теплый, влажный воздух, пропитанный спиртными парами. Шел неясный разговор; где-то раздавался смутный крик нескольких голосов, и все это покрывал смешанный шум, лязг и однообразный стук мелькающих колес, от которых дрожал тонкий дощатый пол. Винокур, старик-еврей, с серыми кудрявыми волосами, бегал, разваливаясь, как тяжелый гусь, и кричал на рабочих…
Вся эта суетня, толкотня и стук машин производили славное впечатление. Дело на заводе было, видимо, поставлено недурно; это меня даже удивило: я знал, что Павел Петрович – хозяин плохой и с самой юности слыл «лантрыгой». В гимназии он страшно шалил, ленился и вышел из третьего класса. Дома он повел совсем бездельную жизнь: больше всего он пропадал на охоте, ежеминутно скандалил и пил иногда по нескольку дней без просыпу. Когда отец умер, он было принялся хозяйничать, выписал даже какой-то сельскохозяйственный журнал, но вскоре бросил свое увлечение. Сельскохозяйственный журнал он даже не читал и говорил, что «все эти кабинетные, ученые хозяева на самом деле ни черта не стоят».
Воротившись в дом, я присел в гостиной. Обстановка в ней была обычная: стены в обоях, небольшой диван и около него несколько кресел в белых чехлах. На круглом столе