Пойдём под дождь: творить судьбу и книги,

      Ронять из душ хохлатых голубей,

      Искать в витринах бисер и ковриги

      И не играть заезженных ролей.

      Пойдём под дождь: в свеченье фейерверка,

      В условность дат и твёрдость мостовых,

      В нагую жизнь – без швов и без примерки

      И без оценки критиков-портных.

      Пойдём под дождь: с зонтом из Андромеды,

      С урчаньем Псов на поводке небес,

      С лимонной долькой – лунной – и с беседой

      О том, что вовсе не имеет вес.

      Я начну танцевать, прикасаясь тюльпаном

      К тонким пальцам своим – без захвата колец.

      Терпкий запах любви обрастает туманом,

      Где Орфей просто муж, а не вечный певец.

      Я начну танцевать, прикасаясь тюльпаном

      К приоткрытым губам, как к святилищу жриц.

      Как забавно их будит нашествие Пана,

      Не познавшего власть боевых колесниц!

      Я начну танцевать, прикасаясь тюльпаном

      К быстроногой воде первозданных морей,

      Чтоб в ночи выкликать: «Нежной Гее – осанна,

      Одарившей влеченьем своих дочерей!»

      Когда смотришь в себя миллионами глаз:

      Прихотливых, неловких, дарящих,

      То находишь там дом, где мгновенье за час,

      Где встречают всегда настоящих.

      Когда слышишь себя миллионом сердец:

      Неприкаянных, ломких, горящих,

      Сознаёшь, что зима – это сказки конец,

      Но начало для нас, говорящих.

      Когда песню поёшь о себе и в себе:

      О причёсанной, сонной и смятой,

      Просто чувством живёшь, вверх летишь по «трубе»,

      Словно кошкиной жизнью – девятой.

      Мы будем бежать по веснушчатым нотам,

      Записанным ветром на хлопотах листьев,

      Влипать терпким мёдом – собою – на сотах

      И жизнь создавать тёплой краской и кистью.

      Мы будем сидеть воробьями на ветке,

      Спешащими мир познавать по крупинке,

      И видеть – для нас – приоткрытые метки

      На солнце, на лицах, в уютной ложбинке.

      Мы будем считать по одной сине-звёзды,

      И ставнями хлопать в пиратских тавернах,

      И знать, что для нас нет запретного «поздно»

      И нет невозможного слова «наверно».

      Мы считываем близость со страницы,

      Написанной волшебником безвестным,

      Меняем веер чудный на ресницы,

      Летящие стрижом над взором честным.

      Касаемся дыханья осторожно,

      Как берега, подмытого водою,

      И верим, что не так уж в жизни сложно

      Найти того, кто хочет быть с тобою.

      И отпускаем мысли и желанья —

      Лозой,