Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик. Анатолий Приставкин
Читать онлайн книгу.
разбужу!
Вернулся домой и накрепко запер дверь.
Схватил узел и вывалил его содержимое прямо на пол. Поднимал, каждую вещь отдельно осматривал, не спеша, и складывал рядком на постель.
Потом снова прошелся, в обратном порядке, щупал, прикидывая, сколько же такие пальто, да шапка, да ботинки, крепкие, высокие, на кожемите, стоят… Пальто суконное, новенькое, с заграничным клеймом. А шапка своя, в Казани делали, гладенький мех, ласковый на ощупь… Не мех, кыска…
Погладил – и душа размягчела.
Все любят добро, да не всех любит оно. У Ильи в жизни по-разному было, но только теперь почувствовал: фарт ему шел в руки! Не упустить бы!
12
Говорится: с кем поживешь, у того и переймешь.
Рос Илья без родителей, тех еще в тридцатом раскулачили да увезли из деревни. С тех пор сгинули. Видно, на пути в далекую Сибирь сложили свои косточки. Остался он с бабкой, так и жил, бедствовал, словом.
С малолетства ишачил в колхозе – очень уж бедный, после того как покурочили, колхозик тот был.
Запомнил Илья анекдотец, его рассказывали с оглядкой да с шепотом во время войны. Ехали господа великие: Черчилль, Рузвельт и Сталин – по России, а на дороге бык стоит. Стоит и не дает проехать. Черчилль вышел из машины и кричит быку: «Ей, посторонись, а то линкор пришлю!» Бык ни с места. Рузвельт тоже кричит, мол, не сойдешь с дороги, так я тебя, дурака, из «летающей крепости» разбомблю! Уперся бык, не хочет уходить. А лучший друг советских крестьян вышел и шепнул на ухо быку что-то, тот, задрав хвост, понесся, аж пыль столбом. Господа великие и спрашивают Сталина, чего ты ему там наговорил такого, что он испугался больше линкоров и бомб? А Сталин и отвечает: «Ничего особенного. Я сказал, если он не сойдет с дороги, я его в колхоз отдам!» Это как раз их колхоз и был.
Не успел Илья на общественных харчах окрепнуть – война. Мал он для фронта, а на трудработы вполне годился, хоть и недобрал живого веса. Тощ, да мал, да зубы не все выросли.
Согнали их по повестке со всей округи, погрузили в товарняки и через всю Россию, по пути родителей, в далекую Сибирь. За дорогу оголодали они, сено ели, которым пол был устлан.
В Омске их впервые покормили в грязноватой станционной столовке. Кто поопытней – Илья запомнил, – тот немного ел. А все больше запасался. Корки за голенище, кашу в носовой платок.
Как в воду глядел! Под Новосибирск привезли, там и бросили. Месяц бездельничали: ни начальства, ни работы. Ни питания. Стали разбойничать, на возки с продуктами, с хлебом, картошкой налетать. Расхватывали да разбегались. Посмотрел сейчас Илья на колонистов, как это все на них самих похоже. Большая Россия, много в ней красивых мест, а бардак, посудить, он везде одинаковый…
Решил Илья – звали его между своими по фамилии Зверев – Зверёк – с тремя дружками к дому подаваться. Такая трудармия их не устраивала.
Сели они в проходящий товарнячок, поехали. Но глупо ехали, почти не скрываясь, и где-то перед Уралом, на перегоне,