Записки санитара. Павел Рупасов
Читать онлайн книгу.
рынок за двадцать километров от Сочи, еще южнее Сочи, в Адлер, вместо того, чтобы смотреть, глазеть и прожигать жизнь традиционным способом, или даже вместо того, чтобы ходить по дендропарку, по ривьере, по питомнику и узнавать новые виды флоры и даже выкапывать саженцы. Мы предаемся тому, что едем куда-то и потом ходим по грязному рынку, где бедные несчастные абхазы привозят из своей бедной несчастной страны то, что там у них есть такого. А есть у них там, на юге, повторяюсь, только те мандарины и зелень, и ничего у них там вообще больше нет и не было, кроме войны и разрухи. Анатолий весь в междометиях – между чувством жалости к бедному населению Абхазии и алчности матерого предпринимателя, почувствовавшего запах хорошего барыша.
Картина действительно удручающая. Россия, имея, видимо, единственное место шоссейного и железнодорожного соприкосновения с Абхазией через мост (граница идет по реке Псоу) и постоянный поток беженцев, несчастных и просто сомнительных личностей, устроила длинный «обезьянник»: дорога на протяжении километра до реки, до моста через реку забрана в сетку. Чтобы беженцы не разбегались, как кролики, между двумя пограничными пунктами и двумя таможнями – на той и на этой стороне. Зрелище, конечно, вполне адекватное происходившим здесь в недавнем прошлом народным бедам и столпотворениям, но и, конечно, вполне лагерное: сетка, люди, полоса отчуждения, «обезьянник», «гетто»… Так, мы тут по коммерческой части, нам нюни распускать нельзя. Нас здесь только одна петрушка привлекает с мандаринами и с апельсинами, день за днем и от раза с каждым разом, зелень, петрушка, укроп.
Приезжая по делам еще пару раз, мы каждый раз посещали этот рынок. Анатолий – с целью изучения ценообразования и под влиянием магнетической тяги к петрушке. А я в виде придатка, у которого нет собственных замыслов и любимых зрелищ. Видели сначала, как зелень по 130 рублей за килограмм абхазцы оптом сдают, потом, через неделю, как за 70, а потом, когда сами через три недели приехали за ней, то по 50 купили. Набрали 60 килограмм. А потом начался тот кошмар, о котором я еще расскажу.
А тогда, безмятежные и только планами обремененные, осмотрев торги, идущие в страшном «обезьяннике», мы прогулялись по нему в сторону Абхазии, к пограничному пункту. Мы были здесь единственными гуляющими: остальные были «муравьи», двигались нам навстречу, с «той» территории. Все они и каждый из них тащил столько, сколько может переть, катить и волочить на себе изо всех своих женских сил, потому что в основном и на семьдесят процентов все идущие по этой дороге жизни были бедно одетыми абхазцами, а еще вернее – абхазками, совсем если точно – абхазскими бабушками. Все они тащили и катили телеги всех калибров, но в большинстве на манер тех, что у грузчиков на железнодорожных вокзалах. На телегах все сумки и сумки, коробки и коробки, немыслимые и непомерно нагруженные. «Дыни высятся горой, наверху арбуз – герой». «Сынок, поставь сюда руку, – обратился ко мне пожилой абхазец, –