Размечтавшись, я не замечаю, как во дворе появляется мама возвратившаяся с ночного дежурства, а из сарая выходит бабушка с полной миской свежих дымящихся пирожков с картошкой

      – Лексей, – окликает она меня, – беги за дедушкой, шумни, что завтрак готов. Пусть поторопится.

      Я спрыгиваю со штабелей. Первым делом подбегаю к маме и с разбега висну у нее на шее. Мама обнимает меня и целует: как и я, она очень соскучилась.

      – Тихо ты, сорванец, – ворчит бабушка, – собьешь мать с ног. Вон, какой вымахал, а все на руки норовишь. Скинь его, Тоня, а то вымажет всю.

      – Не вымажу, – кричу я, соскакивая, и, взбрыкивая ногами, бегу звать деда к завтраку.

      – Тихонько, не расшибись, оголтелый, – слышу я за собой добрый голос бабушки.

      Друзья

      В доме у меня их двое: Толян и Волоха. Толян – сын скульптора сада, а Волоха – один из многочисленных детишек поливалыцицы и сторожа. Дружба у нас крепкая. С Толяном мы погодки, а Волоха моложе года на два. Однако это не мешает ему принимать участие во всех наших играх, а нередко, быть заводилой в них.

      А еще он очень храбрый. Ни я, ни Толян не рискуем забираться выше третьей толстой ветки серебристого тополя, что растет за нашим домом. Толян, правда, клянется, что однажды чуть не добрался до пятой, но мы с Волохой не видели и потому не верим. А для Волохи долезть до шестой, посидеть на ней верхом и спуститься обратно – ничего не стоит.

      Весь сад в нашем распоряжении. Зеленый театр с его огромной сценой, где так удобно гонять мяч, и длинными рядами зрительских лавок, в проходах между которыми отлично можно спрятаться, и пока тебя ищут в пятом, незаметно перебраться