Как мы жили в СССР. Дмитрий Травин
Читать онлайн книгу.
или Новгород, где посланцев уже ждали друзья, родственники и коллеги, желавшие получить свою долю добытого. Провинциальный священник Михаил Ардов в своих мемуарах описал колбасную электричку «Ярославль – Москва» начала 1980‑х. Она была столь длинной (22 вагона), что для нее пришлось строить аж специальную платформу. К моменту прибытия поезда в Ярославль на привокзальной площади собирались десятки автобусов и легковушек, а также пешеходы с ручными тележками или (если зимой) с санками [Ардов 2004: 399].
Понятно, что таким жутким способом накормить провинцию было невозможно, однако масштабы вывозимой из крупных городов продукции оказывались огромными. Статистики на этот счет, естественно, не существует, но уже в период перестройки косвенные оценки удалось получить. По официальным данным выходило, что средний москвич съедал за год 148 кг мяса (это если поделить объем проданного на число жителей). Однако, согласно подсчетам экспертов, больше 100 кг на нос в столице не потреблялось. Значит, все остальное отправлялось на колбасных электричках в соседние регионы [Попов 1994: 96–97]. Сколько же человеческих сил, времени, здоровья, а также электроэнергии для многочисленных поездов растрачивалось при таком странном продовольственном снабжении! Замечу попутно, что лично для меня важнейшим плюсом рынка является возможность тратить время и силы на полезную работу, а потом на заработанные деньги покупать товары (пусть недешевые!), вместо того чтобы проводить долгие часы, добывая продукты правдами и неправдами.
И еще одно неприятное последствие было у отсутствия товаров. Провинциальные города, оставшиеся без продуктов, начинали сваливать вину за дефицит друг на друга. Один путешественник в уфимском аэропорту слышал жалобы на нехватку продуктов из‑за того, что их вывозят в Томск, а приехав в этот город, вдруг обнаружил, что томичи полагают, будто их еда отправляется на Урал и в Уфу [Сирота 2015: 134]. При этом провинция тихо ненавидела жирующую (по советским меркам) столицу. Одна женщина, проживавшая в Полтаве в середине 1980‑х, вспоминает такой случай.
Как-то раз, взглянув на витрины, заваленные большими говяжьими ушами и хвостами, я спросила у продавца: «А кто съел то, что посередине?» Опасливо оглядываясь по сторонам, он поднял указательный палец кверху: «Москва» [Дудаева 2003: 96].
Впрочем, крупные советские города хорошо смотрелись лишь на фоне малых провинциальных. В Москве или Ленинграде можно было до поры до времени купить колбасу, однако качество и ассортимент, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Вот ситуация, описанная в мемуарах известного ленинградского артиста Олега Басилашвили:
Вхожу я с черного хода в мясной магазин (на вывеске – «Мясо», на прилавках – обглоданные кости, «суповой набор», более ничего) с бутылкой «Пшеничной» (тоже достать надо было) в директорский закуток. Говорю, что, дескать, выпить очень хочется, не разделят ли компанию, а закусь у меня найдется: вот хлеб, вот сырки «Дружба» плавленые, мятые, мягкие… а иногда и баночка