Клеонт. Сударь, позвольте мне без всякого посредничества обратиться к вам с просьбой, которую я уже давно в себе лелею… Дольше молчать я не в силах и говорю прямо: я счел бы себя счастливейшим человеком, если бы вы удостоили меня великой чести – назваться вашим зятем…

      Журден. Прежде чем вам ответить, я должен спросить вас: вы дворянин?

      Клеонт. На моем месте, сударь, немногие затруднились бы ответом на ваш вопрос: слово слетает с языка легко… Назваться дворянином не считается предосудительным; мы живем в такое время, когда это воровство даже как будто освящено обычаем… Что касается меня, то я должен сознаться, что совесть внушает мне несколько иной взгляд на этот предмет. Я нахожу, что обман, в чем бы он ни проявлялся, недостоин честного человека: не подло ли скрывать предначертанное нам свыше происхождение, щеголять перед светом в краденой личине и выставлять себя не тем, что мы такое на самом деле?.. Смею вас уверить, что родители мои – люди, заслуживающие полного уважения, сам же я шесть лет с честью носил оружие и обладаю достаточным состоянием для того, чтобы занять приличное положение в обществе; но при всем этом мне и в голову не приходит сделать то, что вполне свободно делают другие, то есть самовольно нарядиться в чужое звание… Я не дворянин, говорю вам откровенно…

      Журден. Жму вашу руку, сударь, но дочь моя вам не жена…

      Клеонт. Почему же?

      Журден. Вы не дворянин – этим все сказано…

      Г-жа Журден. «Дворянин», «дворянин»! Только от тебя и слышишь… Да мы-то сами кто такие? От Людовика Святого наш род идет, что ли?

      Журден. Молчи, жена! Я ведь знаю, куда ты гнешь…

      Г-жа Журден. Не мещане мы разве, по-твоему?..

      Журден. Трудно тебе язык придержать?!

      Г-жа Журден. Твой отец не торговал разве, так же как и мой?..

      Журден. Чертова баба, до всего ей дело! Если твой торговал, тем хуже для него; а про моего