Так и случилось. Мне ничего не оставалось, как остаться в плену. Впрочем, «пленом» место, в котором я оказалась, назвать трудно. Условия хоть и полевые, но всё же лучше, чем тот же дом Иоганна. В моем распоряжении была довольно большая часть шатра генерала. Для меня здесь установили кровать. Каждое утро подпоручики заносили мне чан с водой, чтобы я могла умыться.

      К новому обществу я, как ни странно, привыкла быстро. С фельдмаршалом скучать не приходилось. Он оказался добрым и весёлым человеком, а также интересным собеседником. Каждый вечер, после ужина, мы проводили время за разговорами. В основном говорил он, а я буквально не могла оторвать ушей от его рассказов о русском нраве, царе и великолепии Московии. Подобные беседы пробуждали во мне живой интерес, и ночью вместо сна я погружалась в мечты о дальнем путешествии в Российское царство.

      Шереметев относился ко мне весьма благосклонно, почти как к дочери. С утра до вечера он занимался делами армии, а вечер обязательно посвящал мне. В этом человеке я открыла для себя двух совершенно разных личностей: один – генерал армии, выдающийся полководец с непререкаемым авторитетом, статный, серьёзный и суровый. Он позволял себе вести себя пошловато по отношения ко мне, когда мы находились на виду у солдат. Второй – добрый старик, мечтающий о беззаботной жизни в своём провинциальном имении вдали от городской суеты. Он вынужден был посвятить жизнь столь грубому военному поприщу, а грезил о прекрасном. Из его уст раздавались восхищения музыкой, поэзией, живописью, да чем угодно.

      Я перестала его бояться. Наоборот, он стал мне близок как отец, которого я так рано потеряла. Но и я олицетворяла для него недавно умершую