Кричит победно морская птица

      Над вольной зыбью волны фиорда,

      К каким пределам она стремится?

      О чем ликует она так гордо?

      Холодный ветер, седая сага

      Так властно смотрят из звонкой песни,

      И в лунной грезе морская влага

      Еще прозрачней, еще чудесней.

      Родятся замки из грезы лунной,

      В высоких замках тоскуют девы,

      Златые арфы так многострунны,

      И так маняще звучат напевы.

      Но дальше песня меня уносит,

      Я всей Вселенной увижу звенья,

      Мое стремленье иного просит,

      Иных жемчужин, иных каменьев.

      Я вижу праздник веселый, шумный,

      В густых дубравах ликует эхо,

      И ты проходишь мечтой бездумной,

      Звеня восторгом, пылая смехом.

      А на высотах, столь совершенных,

      Где чистых лилий сверкают слезы,

      Я вижу страстных среди блаженных,

      На горном снеге алеют розы.

      И где-то светит мне образ бледный,

      Всегда печальный, всегда безмолвный…

      …Но только чайка кричит победно,

      И гордо плещут седые волны.

      По узкой тропинке

      Я шел, упоенный мечтою своей,

      И в каждой былинке

      Горело сияние чьих-то очей.

      Сплеталися травы,

      И медленно пели и млели цветы,

      Дыханьем отравы

      Зеленой, осенней светло залиты.

      И в счастье обмана

      Последних холодных и властных лучей

      Звенел хохот Пана,

      И слышался говор нездешних речей.

      И девы-дриады,

      С кристаллами слез о лазурной весне,

      Вкусили отраду,

      Забывшись в осеннем, божественном сне.

      Я знаю измену.

      Сегодня я Пана ликующий брат,

      А завтра одену

      Из снежных цветов прихотливый наряд.

      И грусть ледяная

      Расскажет утихшим волненьем в крови

      О счастьи без рая,

      Глазах без улыбки и снах без любви.

      Иногда я бываю печален,

      Я забытый, покинутый бог,

      Созидающий в груде развалин

      Старых храмов грядущий чертог.

      Трудно храмы воздвигнуть из пепла,

      И бескровные шепчут уста,

      Не навек ли сгорела, ослепла

      Вековая, Святая Мечта.

      И тогда надо мною, неясно,

      Где-то там, в высоте голубой,

      Чей-то голос порывисто-страстный

      Говорит о борьбе мировой.

      «Брат усталый и бледный, трудися!

      Принеси себя в жертву земле,

      Если хочешь,