Вечером море, словно уставшее после бурного дня, кажется черным зеркалом, и краски темнеющего неба отражаются в нем всеми ежеминутными превращениями. По темной глади один за другим скользят два узких силуэта – С-55 и С-54. Во второй лодке по направлению к корме пробирается краснофлотец. Проходя мимо пятого отсека, где находится камбуз, он спрашивает Демьяна Капиноса:

      – Кормилец, скажи на милость, далеко еще до козлино-дробильного отсека?

      Кок, весь в поту, с видимым удовольствием отрывается от мытья котлов, освобожденных от остатков ужина.

      – А-а, новенький… Как зовут?

      – Юрий. Нуждин.

      – Ты, говорят, на эсминце служил?

      – Ну, раз говорят… Зря не скажут…

      – Знаешь, у нас тут заблудиться – раз плюнуть. Главное – дуй в корму и никуда не сворачивай.

      Новенький оценил шутку:

      – Спасибо, друг. А то без компаса, сам понимаешь…

      В кормовом отсеке слышно, как свободные от вахты матросы забивают «козла». За столом сражаются Николай Рощин и Николай Семенчинский против Анатолия Стребыкина и Петра Грудина. Рощин только что отдублился и победительно смотрит на соперников:

      – Еще напор – и враг бежит!

      – Толя, не поддавайся «николаевскому» режиму! – призвал Грудин.

      – Вперед, на баррикады!

      Сергей Чаговец, который верховодит в рядах болельщиков, встречает входящего Нуждина командой «смирно!», и тот, успокоив привставших было моряков: «Сидите, сидите…», примостился на рундуке рядом. В наступившем молчании слышно, как Семенчинский в ожидании хода привычно отбивает по столу «морзянку».

      – Товарищ нервничает! – замечает вслух Нуждин.

      – Нет, братишка, это он тренируется. Повышает, так сказать, свою профессиональную подготовку.

      В кубрике понимающе засмеялись, а Семенчинский явно смущен:

      – Кончай травить…

      Чаговец, однако, вполне серьезен и обращается к новичку:

      – Вот вы, товарищ, владеете азбукой Морзе?

      – Ну… так…

      – Вот! А ведь от этого в критической обстановке может зависеть ваша жизнь! И вчерашний поступок радиста-краснофлотца Семенчинского не только подтверждает это, но и служит примером всему личному составу флота.

      – Ладно тебе… – по-девичьи краснеет Николай.

      – Скромность краснофлотца, как видите, красит его, но не может умалить значение его мужества и находчивости в трудную минуту… Это произошло ранним утром, когда японские стервятники, как правило, совершают облеты нашего неба и порой нагло вторгаются в воздушное пространство