Тайна Запада. Атлантида – Европа. Дмитрий Мережковский
Читать онлайн книгу.
век – не только в Афинах, но и в Атлантиде.
Этот бывший рай Платона несколько напоминает будущий рай Великого Инквизитора у Достоевского. «Стражи» – у этого, «мудрецы» – у того: «тысячи мудрых, скорбных, и миллионы счастливых младенцев», а надо всеми единый Страж – «великий и умный Дух Небытия».
VII
Рай на земле – коммунизм, но какой – мирный или военный? Кажется, Платон не различает их вовсе; мы же различаем в высшей степени.
«Было у множества их одно сердце и одна душа, и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее». Кто это говорит, Платон об атлантах – афинянах? Нет, ев. Лука – об апостольской общине (Деян. 4, 32). Hapanta koina – у Платона, panta koina – у Луки: те же слова у обоих.
«Сердце одно, одна душа» – вот мирный коммунизм, – в самом деле, рай на земле, золотой век, царство Божие. Этого рая мы еще или уже не знаем, но ад военного коммунизма знаем хорошо.
VIII
Может быть, в Атлантиде мирный коммунизм превратился в военный с такою же «магической» внезапностью, с какою молоко скисает в грозу, или вокруг опущенной в соляной раствор палочки он вдруг весь кристаллизуется. Это закон физики – Божий закон естества; это было и будет от начала мира до конца. Этого Платон еще не знает, но мы уже могли бы знать.
IX
«Мир лучше войны», помнит Египет, вечерняя заря Атлантиды; Греция – глухая ночь – уже забыла. Не потому ли и Платон забыл или помнит слишком смутно, отчего погибла Атлантида?
«Басней» заслоняет «сущую истину», но и сквозь басню слышится истина.
«В роды родов, доколе божеское семя господствовало в них (атлантах), блюли они закон, и богом рожденные, волю его творили во всем, потому что велики были все помыслы их, и что бы им судьба ни посылала, они поступали мудро и милостиво друг к другу, ставя все ни во что, кроме добра, почитая все свое величие за малость и неся, как легкое бремя, тяжесть золота и всех своих сокровищ, не падая под ними, как пьяные, не теряя над собою власти, но трезвясь и видя острым оком, что все это ко взаимной любви и добру само прилагается, а от корысти и жадности не только гибнет само, но губит своих обладателей.
Этим-то познанием, а также сохранявшейся в них божеской природой, умножались у них все те блага, о которых мы говорили».
Так было в роды родов, но не вечно. «Божеское, смешиваясь слишком часто и много с человеческим, постепенно убывало в них, и когда, наконец, человеческое совершенно возобладало над божеским, то, уже не в силах вынести того, что имели, развратились они. Зрячие видели, что, погубив прекрасную славу свою, сделались они презренными, а слепые почитали себя все-блаженными и всепрекрасными, в то время как пресытились они неправедным богатством и могуществом» (Pl., Krit., 120, d – e. 121, a – b).
Тогда-то, обуянные «духом божеской, титанической гордости» – hybris, решили они, «устремившись из глубины Атлантики на всю Европу и Азию, поработить их одним ударом».
Х
Бога-жертву заклав, божьей крови испив и облекшись в прекраснейшие, темно-синие,