Обычно за массовку платили пятьсот рублей за три часа. Давали наличку и редко спрашивали паспорт. Пятьсот рублей – это две пачки риса и упаковка сосисок. А если зайти в «Каждый день», то сверху можно добавить огромный пакет с безвкусными кексами.

      Ну а еще – это весело. На прошлой неделе она была на съемках передачи с зубастой белобрысой ведущей. Массовке нужно было гневно возмущаться, когда женщина за кадром поднимала вверх табличку «Возмущение». Ри вставала с места и кричала бессвязные слова, трясла руками и пыталась изображать, будто рвет на себе волосы.

      Еще на первой смене с шатрами она все узнала у своих коллег: две тыщи за весь день, нужны хорошие фотографии в полный рост. Главное – быть самой первой, кто оставит анкету. Заявки публиковали на форумах, и Ри зарегистрировалась везде в тот же день. Нужны М и Ж по сюжету пациенты – годится; Детектив. Горожане. Присылайте размер одежды – подходит; Семь смен. Худые жители 21–45 – то, что нужно.

      Брали не везде, платили немного, но было ощущение занятости, по которому Ри так скучала. После десяти часов съемок на улице, на которых нужно было толпиться, выглядеть напуганно и голодно – видимо, поэтому вместо обеда им выдали жидкую кашу с пресным хлебом, – Ри приходила домой уставшая и перед сном потягивалась, чувствуя, как приятно ноют икры и горит спина. Это напоминало ей дом, она засыпала почти мгновенно, и в самый момент между сном и не сном на несколько секунд ей вдруг казалось, что она лежит во времянке, а за окном шуршит листьями дедова шелковица.

      В Москве никаких шелковиц, только узкоплечие бессмысленные тополи. В свободные дни она ходила. Один раз спустилась в метро, но запуталась в пересадках, попыталась вернуться, оказалась на новой ветке, попала в толпу людей с одинаковыми зелеными лицами, наступила в красную лужу, от которой кисло пахло забродившими щами, кое-как выбралась наверх и решила – дальше пешком. От дома до палатки с дешевым кофе в центре – три часа быстрым шагом и четыре небыстрым. Стаканчик в руке быстро намокает и начинает рваться. Город вокруг тоже весь как дешевый стаканчик, красивый, светлостенный, желтофонарный, но на вкус как мокрый картон. Однажды, правда, Ри завернула в арку и оказалась в закрытом со всех сторон дворе. На лавочке у подъезда газета, под мусоркой потягивается рыжая холеная кошка. Окно второго этажа распахнуто, наружу вылетает белая кружевная занавеска и вместе с занавеской – звуки скрипки. Осеннее солнце погладило Ри по щеке, и во рту вдруг стало сладко, как будто ягоду шелковицы раздавила языком.

      Так шло время.

      Мамин конверт с адресом не нужно было даже доставать, Ри заучила его как стишок. Поселила его где-то в дальнем углу своего сознания, и адрес этот о себе не напоминал. Просто был. Как если