Всеми ламарцами в селении владела тщательно скрываемая от остальных тревога; воины садились на скакунов, вооружённые мечами, кинжалами и стрелами, в чёрных одеждах, со скрывавшими носы и губы платками на лицах. У ХынСаа трепетало сердце при виде кожаных колчанов и надёжной перевязи ножен, от контраста серебряного блеска оружия и чёрного мрака одежд. Ламарцы отправлялись на сражение, они ехали, чтобы убивать, защищая свои земли и свои семьи, – именно это читалось в их строгих, не знавших испуга взглядах.

      Весть о вероломстве племени Сетт, беспрепятственно пропустивших лакхов через свои земли и заключивших с их предводителем союз, глубоко возмутила доверчивых горцев, чьи сердца не были способны на предательство, отвергаемое их законами, как самое отвратительное деяние, порочащее честь. Ни Нийсхо, ни его воины не колебались ни мгновения: вооружившись, они начали седлать коней, едва гонец донёс весть до селения.

      Стояла на пороге дома Тханана, окружённая женами и сестрами следовавших за вождём всадников. Женщины негромко и сдержанно прощались с мужчинами, звучали традиционные пожелания и отрывистые приказы Нийсхо, отдававшего мальчикам, остающимся в селении, последние распоряжения. Не выдержав молчаливого наблюдения за происходящим, ХынСаа подбежала к скакуну отца и подтянула подпругу, чтобы как-то оправдать свой порыв в глазах наблюдавших: проявлять чувства у ламарцев было не принято.

      – Помогай матери, – вместо прощания сдержанно наказал Нийсхо дочери.

      ХынСаа подавила желание хотя бы пожать руку отца на прощание – она не знала, вернётся ли он из сражения живым, – и на миг коснулась кинжала Нийсхо, мысленно благословляя его дорогу. Уверенно удерживая поводьями волновавшегося и бившего ногой коня, попрощался с сестрой взглядом БийсХа. Девушка отступила назад, когда после громкого приказа отряд сорвался с места, и удивлённо взглянула на последнего воина, отставшего от остальных всадников, чтобы подъехать ближе к ней.

      – Если вдруг не вернусь… не выходи замуж за огонь, ХынСаа, – попросил он и стегнул своего коня плетью.

      – Счастлив твой путь… Дотт, – тихо пожелала девушка, провожая умчавшегося прочь воина глазами.

      Женщины ещё долго стояли, глядя вслед многочисленному отряду, уверенно, без страха и сомнений ехавшего к границе земель, чтобы защитить племя. Вскоре они скрылись из виду, растаяв в тенях ущелья, где намеревались оставить лучников, что должны были не допустить появления вражеских всадников в долине. Горянки начали расходиться; последней домой поспешила ХынСаа.

      Дома царило полное тяжёлых дум безмолвие; тянулся дым от очага, пахло варёным мясом и высушенным тимьяном. Тянуло теплом от медвежьих шкур на полу, от пёстрых войлочных ковров на стенах, от глиняной посуды на полках. Привычные домашние хлопоты не отвлекали девушку от тревожных размышлений; она подоила корову, накормила баранов