Но ужин ждет – похлебка, дичь готовы,

      Принесены творог и молоко,

      Обычный дар любимой их коровы,

      Да и сама она недалеко,

      Пришла с двора – и голову с рогами

      Просунула тихонько меж досками,

      И сена клок заботливо жует.

      Хозяйка-мать то сядет, то уйдет,

      О юноше хлопочет прихотливо,

      И сочный сыр пред ним уже стоит,

      И пенится некупленное пиво;

      Он хвалит всё, за всё благодарит,

      Узнав о том с подробностью большою,

      Как делан сыр хозяйкою самою

      И что ему тогда лишь минет год,

      Как желтый лен в полях цвести начнет.

      Довольны все. От добрых слов вкуснее,

      Уже дошел их ужин до конца,

      И старец встал; кругом огня теснее

      Садятся все, но тише и важнее,

      И Библия покойного отца,

      Бесценное наследство родовое,

      Положена пред старцем на столе;

      Он обнажил чело полвековое,

      И волосы, рядами на челе

      Приглажены к вискам его, белели;

      И те стихи заметил он в псалмах,

      Которые хотел, чтоб дети пели;

      Потом сказал с слезами на очах:

      «Помолимся подателю всех благ!»

      Они поют. Сердечные, простые,

      В один напев слилися голоса;

      И звуки те шотландских гор родные,

      И вера их несет на небеса.

      В святую брань так мученики пели,

      И, может быть, стремясь к высокой цели,

      Наш Джон Граам и смелый лорд Эльджин

      Слыхали их в рядах своих дружин,

      Когда сердца огнем небес горели,

      Когда, в руках молитвенник и меч,

      Их рать неслась грозой народных сеч

      И пряталась под бронею верига.

      Но снова вдруг возникла тишина;

      У всех душа святынею полна  –

      Разогнута божественная книга.

      Отец семьи, душой священник сам,

      Читает в ней паденье человека,

      Как богу был угоден Авраам,

      Как Моисей гнал племя Амалека,

      Иль страх и плач державного певца

      Под грозною десницею творца,

      Иль Иова и жалобы, и муки,

      Иль дивных арф пророческие звуки,

      Когда Исай, восторгами крушим,

      Пылал и пел, как тайный серафим.

      Иль чтенье то Евангелья святое,

      Как божий сын снисшел и жил меж нас,

      За грешных кровь безгрешного лилась,

      На небесах он имя нес второе,

      А на земле ему и места нет

      Главы склонить. Иль как его завет

      Меж градов, сел, народов отдаленных,

      Везде проник в посланьях вдохновенных,

      Как, заточен, возлюбленный Христом

      В Патмосе жил, и ангела с мечом

      Он в солнце зрел, внимая от Сиона

      И гнев, и суд на гибель Вавилона,

      Супруг, отец, угодник пред тобой,

      Небесный царь, колено преклоняет,

      И к небесам торжественно