Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления. Джеймс Скотт
Читать онлайн книгу.
боятся Бога, они хотят лишь брать [а не отдавать]. Когда мусульманин так поступает, это самое худшее, что может быть».
Титул хаджи может часто употребляться в сочетании с другими прилагательными, большинство из которых имеют отношение к скупости. Это во многом напоминает известную историю о том, что у эскимосов есть огромное количество слов для описания разных видов снега, которые останутся незамеченными в других культурах. В малайском языке точно так же присутствует роскошное лингвистическое пиршество понятий для описания любых возможных масштабов и разновидностей скупости[78]. Почти все эти слова, которые мне время от времени доводилось слышать, употреблялись как меняющие значение существительного «хаджи». Наиболее ходовыми среди таких выражений являются хаджи кедекут и хаджи бахил, обозначающие прижимистого или скаредного хаджи. Одна малайская писательница вспоминала такую частушку, которой в детстве она вместе с друзьями дразнила одного скупого хаджи:
Скупой хаджипроснулся ночью
И деньги стал тайком считать.
Он в рис кладет одну лишь соль
И на полу спит без циновки[79].
Что же касается Хаджи Кадира – зажиточного землевладельца, в чьём доме я остановился, – то я лишь через некоторое время понял, что и он стал объектом подобных шуток, оказавшись в народной молве в той же самой категории. Однажды, когда я отправился в соседнюю деревню вместе с собравшейся на скорую руку футбольной командой Седаки[80], после матча кое-кто из тамошних жителей спросил, у кого я квартирую. Ответив, что мы остановились напротив дома «Пака» Хаджи Кадира, по недоуменным взглядам собеседников я понял, что они не опознают этого человека. Затем я попытался описать местонахождение дома, полагая, что он наверняка хорошо известен в этих краях. Путаница продолжалась до тех пор, пока один человек не сказал: «О, да это же, должно быть, Кадир Чети», – и тогда на лицах моих собеседников появились улыбки, признательные и несколько смущённые. Дело в том, что слово чети обозначает печально известную касту четтиаров из Южной Индии, которая с 1900 года до Второй мировой войны предоставляла значительную часть финансового капитала для сельскохозяйственного производства в Малайе и других территориях Юго-Восточной Азии. Поскольку эта каста всецело специализировалась на профессии, запрещённой Кораном, она превратилась в символ ростовщической эксплуатации и долгового рабства – и по-прежнему так воспринимается.
Хотя в Седаке Хаджи Кадир был единственным человеком, имевшим прозвище Пак Чети, в других деревнях в округе тоже были его обладатели – достаточно упомянуть лишь таких людей, как Хаджи Лах Чети и Пак Али Чети[81]. Как только выяснилось, что теперь я узнал прозвище моего домовладельца, лёд тронулся, и истории о нём посыпались одна за другой. Значительная часть из почти 20 релонгов рисовых полей, которыми Хаджи Кадир владел в окрестностях, была приобретена по схеме джуал джанджи:
Вот далеко не исчерпывающий список соответствующих слов:
Вот наши результаты за «сухой» сезон 1979 года: две победы, пять поражений и одна ничья – автору, стоявшему на воротах, не приходится приписывать больших заслуг в этих достижениях.
Представляется, что это слово широко распространено – по меньшей мере на северо-востоке Малайзии. Мохзани бин Абдул Рахим приводит список малайских ростовщиков в Перлисе (штате, граничащем на севере с Кедахом и занимающем часть той же самой рисовой равнины), в котором половина фигурантов имеет прозвище Чети, см.: Mokhzani bin Abdul Rahim,