Сергей вытер пот со лба и замер, не возвращаясь на подушку. Он знал: в квартире что-то не то. Будто кто-то держал руку над его головой, или приоткрыл дверь, прислушиваясь, или смотрел в окно в кухне. Всё вокруг гудело от безмолвного напряжения, и Сергей ощутил детский первобытный страх – страх от того, что никогда не знаешь точно, что происходит, когда закрываешь глаза.

      Напомнив себе, что ему двадцать пять и он, вообще-то, мужик, Сергей рывком встал и включил свет. Лучше не стало, скорее наоборот: лампочка, выхватив из темноты привычные предметы, коротко мигнула и погасла, оставив Сергея вглядываться в черноту. «У тебя просто был кошмар», – медленно сказал себе он, но не решился разжать губы и произнести это вслух: казалось, что кто-то возьмёт да ответит.

      Глаза медленно привыкали к темноте. Снег за окном валил тяжёлыми хлопьями, жёлто-фиолетовый свет угрюмо заглядывал в комнату. Сергей нерешительно подошёл к окну. Тишина звенела, угрожали лопнуть барабанные перепонки. Как будто сон продолжался, Сергею хотелось очутиться где угодно, только не здесь, не в этой квартире, где из ниоткуда возникала чёрная фигура, внучка ведьмы, и никак не верилось, что у неё есть имя и фамилия, школьный аттестат и паспорт, муж и вчерашний ужин в холодильнике…

      «Надо покурить», – подсказал мозг. Да, возможно, никотин бы успокоил. Но сигареты лежали на подоконнике в кухне. Сергей, ёжась от угрозы, которая отскакивала от предметов и бежала по коже мурашками, вышел из спальни.

      В кухне добропорядочно загорелась лампочка. Но хотя ядовитый табак сладко и успокаивающе побежал по артериям, напряжение не исчезало. «Признайся же, – вдруг отчётливо подумал Сергей, – ну признай это – и станет легче: в квартире кто-то есть». И неясный шорох в прихожей, который он скорее почувствовал, чем услышал, подтверждал резонность разума.

      Страх забрался под кончики ногтей на руках. Сергей, резко потушив сигарету, быстро поднялся и, запрещая себе думать, вышел в прихожую. Там никого не было. «Я не схожу с ума, здесь кто-то есть», – объявил сам себе Сергей, по-прежнему не решаясь мыслить вслух. В нём клокотала потребность найти источник напряжения – он ощущал её почти физически. И пошёл обратно в спальню, каким-то отделом мозга зная, что она там – там, где не включается свет.

      Чёрная фигура свернулась в кресле. И прежде чем она встала, прежде чем оказалось, что на ней ничего не было, кроме его рубашки, прежде чем упала рубашка, Сергей понял, что ничего и никогда не будет уже в его жизни нормального, что всегда она прокрадётся, как вор, в его жизнь, и всё вывернет наизнанку, и всё заберёт себе, и отравит, и выбросит, и не даст счастья, но видит Бог, он не сможет без неё – не сможет, потому что никогда не будет с ней, потому что не дано ему дать ей реальность.

      И она обнимала, и вонзала острые ногти, и молчала, и он молчал. И звенела тишина, и били барабаны в висках, и Сергей ощущал,