Советский граф Алексей Толстой. Евгений Никитин
Читать онлайн книгу.
из которого вижу, что Вы не затрагивали чисто нравственных моих отношений к вещам в разговоре и между нами происшедшими, принести Вам искренние извинения за мои сгоряча сказанные слова, которые не соответствовали моему уважению к Вам. Я хочу надеяться, что заявления в этом письме и на суде загладят последствия неосторожного произнесения мной Вашего имени, связанного с этим инцидентом, о чем чистосердечно сожалею и извиняюсь».
Конечно, Ф. К. Сологуб и особенно А. Н. Чеботаревская, являвшаяся мотором случившегося скандала, в истории с отрезанным обезьяньим хвостом выглядят не очень красиво (из мухи сделали слона). Но для нас важнее внимательнее посмотреть на А. Н. Толстого. Он, безусловно, не предполагал, что его «шутка» (подумаешь, отрезал у чужой шкуры хвост) будет так серьезно воспринята, поскольку не привык задумываться о том, как его поступки отражаются на окружающих людях. Главным для него было – исполнить свою прихоть. Он был избалованным маменькиным сынком. Александра Леонтьевна говорила сыну правильные слова: нельзя забывать об окружающих и думать только о себе. Но с другой стороны, она исполняла все прихоти ребенка. В результате у него родилась теория о якобы прогрессивной роли эгоизма в истории человечества.
Снова Париж
Алексею Николаевичу в Петербурге стало очень неуютно, и он решил развеяться – поехать за границу, да и беременную жену надо было оградить от лишних волнений. С. И. Дымшиц вспоминала:
«В конце 1910 года я забеременела. Мы оба очень хотели, чтобы ребенок оказался дочерью.
Алексей Николаевич окружил меня большой заботой. Мы стали меньше выезжать в гости, много гуляли…
В мае 1911 года я с нашим знакомцем профессором А. С. Ященко и его женой Матильдой выехала в Париж. Алексей Николаевич не мог поехать со мной, так как был на время призван в армию, но уже через два месяца он освободился и приехал ко мне.
Устроились мы в Париже на квартире Елизаветы Сергеевны Кругликовой, которая на время уезжала в Петербург и охотно предоставила нам свое жилище. Через улицу жили гостившие в Париже русские художники-карикатуристы “Сатирикона” Николай Радлов и Реми (Ремизов). Алексей Николаевич обходился с ними очень “строго”: отлучаясь из дому, он заставлял их сидеть у окна их комнаты, из которого была видна мастерская Кругликовой, и прислушиваться ко мне, чтобы в случае внезапных родов я могла послать их за врачом.
Встречались мы в Париже и с поэтом Николаем Минским, одним из первых русских символистов, человеком, который начинал писать еще во времена Надсона…
Десятого августа у нас родилась дочь, которую окрестили в русской церкви в Париже, дав ей имя Марианна. Имя было взято из Тургенева, из романа “Новь”, который очень любил Алексей Николаевич.
Вскоре с маленьким ребенком на руках и в сопровождении той же четы Ященко мы двинулись в обратный путь, на родину».
В Петербург Толстые вернулись в октябре. Через несколько дней, 20-го числа, на квартире поэта С. М. Городецкого состоялось первое собрание литературного объединения «Цех поэтов» (из этих встреч несколько позднее возник акмеизм, его наиболее