Письмо второе.

      «Здравствуй, моя любимая Оленька!

      Прямо не знаю, что и делать. Сижу после съемок и думаю: головой понимаю, мы любим друг друга и не можем долго находиться в разлуке, так как скучаем и переживаем, томимся и страдаем, а чтобы ты поняла, как я люблю тебя, то стал писать письма тебе красными чернилами. Совсем стал глупым, да?

      На втором этаже в холле есть телевизор, иногда смотрю программу «Время» и думаю, как ты там без меня?

      В Москве идут игры доброй воли, а друзей у тебя пруд пруди, и все куда-то приглашают. От таких мыслей я нервничаю, в душе клокочет буря! Хочется верить, что ты умница-разумница, вечерами сидишь дома, заботишься о своей семье и думаешь обо мне. В то же время словно червь точит и пожирает сомнениями мою душу, и я мучаюсь по вечерам в своем номере, как загнанный тигр! Ты должна знать о моих муках, ведь они из-за тебя, и я счастлив, что ты нарушила мой покой и думаю только об одном – как можно быстрее приехать к тебе хоть на мгновение, лишь бы увидеть тебя наяву.

      Снимаем Оленька, с утра до вечера, да еще над сценарием корпею до полуночи. Мечтаю, чтобы поскорее закончилась командировка и я бы примчался к тебе под мой любимый «бочок».

      В октябре прошлого года я очень тосковал по тебе, и сейчас мне так же плохо, как тогда в Днепропетровске, даже еще хуже.

      Еще в первую нашу встречу на Ленинском проспекте я сказал, что мои чувства к тебе будут чем дольше, тем сильнее.

      Тоскую и жду выходных. До скорого, твой Кока.»