Свечи на ветру. Григорий Канович
Читать онлайн книгу.
волосами уши с каждым днем слышали все хуже, и редко кто в местечке приносил ему в починку свои часы. Бабушка уговаривала его пойти в сторожа к господину лавочнику (лавочника воры дважды обрили наголо, как злорадствовал парикмахер Дамский). Но дед не соглашался.
– Мое дело – часы. Они остановятся – и я остановлюсь…
От нечего делать дед много раз – я сам насчитал десять – чинил стенные часы с длинным маятником, но они шли скверно.
Не успела за бабушкой закрыться скрипучая, изъеденная древоточцем дверь – ну что за удовольствие грызть доски? – как в комнату тихо вошел дед.
Я так и знал, что войдет. Разве он пропустит случай обругать бабушку? При ней дед был нем, как Господь Бог. Но стоило старухе отлучиться из дому, как он тут же появлялся, маленький, лысый, с гладким, как циферблат, черепом, и начинал поносить бабушку, как будто она вовсе и не жена ему, а так, седьмая вода на киселе.
– Банки ставила?
– Банки.
– Простыл?
– Нет.
– Чего ж ты согласился?
– Из-за тюрьмы.
Дед садится на край кровати и косится на стенные часы, долбящие своим тиканьем стену, как дятел клювом сосну.
– Даниил! Признайся!
– В чем?
– Ты ломаешь?
– Что?
– Часы. – Он растерянно глядит на стену, и в его обесцвеченных надвигающейся слепотой глазах мерцает не то обида, не то недоумение.
– Я их не ломаю.
– Значит, она их ломает.
– Зачем же бабушке их ломать?
– Зачем? – Дед скребет лысину, как бы пытаясь выцарапать оттуда ускользающую мысль, и, выцарапав ее, продолжает: – Твоя бабушка хочет, чтоб я перестал быть часовщиком, помогал ей набивать перины или пошел в сторожа к лавочнику. Представляешь, твой дед, часовых дел мастер, сторожит мыло, подтяжки, чулки господина лавочника. А ведь я, Даниил, всю жизнь сторожил время: чтоб ни одна секунда не убежала и ни одна назад не удрала. Ты понимаешь?
– Нет.
– Когда-нибудь поймешь.
– Все у тебя, дед, когда-нибудь: когда-нибудь поймешь, когда-нибудь получишь одну такую штуку…
– Получишь. Клянусь. Только скажи, она их ломает?
– Никто их не ломает. Они сами ломаются. От старости.
– И ты ее боишься…
– Я старости не боюсь.
– Когда-нибудь я твою бабушку застукаю и убью, – печально говорит дед. – Тогда она их перестанет ломать.
В другой день я, может быть, сказал бы деду правду, но тот день был особенный, не похожий на другие. В конце концов, не так уж важно, тикают на стене часы или нет, все равно никто на них, кроме деда, не смотрит, никто не слушает. Ну что могут рассказать часы? Ничего. Если хочешь о чем-нибудь узнать, ступай на базар, или в молельню, или на речку к Пранасу.
– Дед, – сказал я, жалея его, – мы с бабушкой поедем в город, в тюрьму.
Дед совсем не удивился. Казалось, он только еще больше расстроился и стал перебирать морщины на лбу, как свадебный музыкант Лейзер струны своей скрипки.
– Я отца увижу.
– Ну