– Добрый день, – поздоровался могильщик и глянул на меня с сочувствием и удивлением. – Хвораешь, Даниил?

      – Хвораю.

      – А я все жду, когда же ты ко мне придешь учиться. Я из тебя сделаю такого мастера, какого еще у нас в местечке не было. Тебя будут приглашать на похороны из других мест. Может, даже из самой столицы.

      – Руки у меня слабые, – отнекивался я.

      – Окрепнут, – сказал могильщик и протянул деду свою кривую, заскорузлую, как корень, руку.

      – Ну и пол же у вас, – пристыдил он деда, когда снова увяз деревяшкой в щели между половицами.

      – Садись, – сказал дед. – И сними ее, – он ткнул пальцем в культяшку.

      – Ненадолго я. Не одолжишь ли ты мне…

      – Ты же знаешь: все деньги у нее…

      – Да мне не деньги нужны. Кошка.

      – Кошка? – У деда от удивления выпала изо рта самокрутка.

      – Мыши одолели. Скребутся ночами, свадьбы, что ли, справляют. Совсем обнаглели.

      – Да что, в местечке кошек нет? Вон сколько бегает! – дед махнул рукой в сторону улицы.

      – Они-то бегают, да вот я свое отбегал.

      – От нашей кошки ни проку, ни корысти, – гнул свое дед. Без бабушки он не отваживался одолжить кошку. – Она ненамного моложе нас. У нее и нюх-то на мышей пропал.

      Могильщик слушал деда с каким-то странным равнодушием, как слушают неизлечимого больного, и на его широком, как лопата, землистом лице репейником топорщилась колючая щетина, а на лбу вздувалась толстая жила.

      – В твоем возрасте грешно так бояться, – сказал он деду.

      – А я смерти не боюсь, – невпопад выпалил дед, все еще надеясь, что могильщик хоть в моем присутствии не станет честить бабушку.

      – Смерти, может, и не боишься. А вот старухи своей…

      – Прошу тебя, Иосиф… – взмолился дед.

      – Всю жизнь ты ее боялся. До свадьбы, на свадьбе и сорок лет после свадьбы. Где это слыхано, чтобы мужчина сам не мог кошкой распорядиться?

      – Выздоровеет Даниил, он тебе любого кота поймает, – не обиделся на могильщика дед.

      – Некогда мне их ловить, – сказал я. – Мы с бабушкой в город едем.

      – В город?

      – В тюрьму.

      Я хотел, чтоб об этом знал весь свет. Сейчас для меня на земле не существовало более прекрасного места, чем город, чем тюрьма, где неизвестно за какие грехи сидит мой отец. Пусть могильщик попросит Пранаса или Ниссона. Они ему поймают самую лучшую кошку.

      – Сколько твоему арестанту осталось? – спросил он у деда.

      – Еще три года.

      – Десять лет… Подумать только, – почти с гордостью произнес могильщик. – Как настоящий убийца.

      – Отец – убийца? Кого он убил? Кого? – вцепился я в рукав деду.

      – Кого он убил? – протянул дед, как бы советуясь с могильщиком. – Твою мать… Меня… Бабушку…

      – Неправда! –