Одно было хорошо: Димка промолчал. Следовало его найти и поговорить. Аркашин домашний телефон я знала и воспользовалась им. Трубочку сняла матушка, ласково со мной поговорила и Димку позвала.

      – Дима, – голосок у меня стал тоненький, аж звенит, – нам встретиться надо. Приезжай.

      – Hет, – отрезал он, а я заплакала.

      – Приезжай.

      – Hе жди, не приеду, – и повесил трубку.

      Где не приехать, приехал. Правда, часа через два и во хмелю. Глаза мутные, смотрел исподлобья, прошел, сел на диван. Я пристроилась в ногах, за руки его схватила и сразу реветь. Он горестно помолчал, погладил меня по волосам и сказал:

      – Знаешь, как тебя мать зовет? «Отцова сука».

      Положим, с их маменькой у нас старые счеты, но говорить ей так все же не следовало.

      – Пусть зовет как хочет. Я люблю тебя.

      – Господи, Ладка, ты и отец. Hе могу поверить. Скажи, все это время ты и с ним…

      – Hет, – зарыдала я, тряся головой. – У нас с ним давно ничего нет. Старенький он стал, не до того…

      Димка дернулся и рявкнул:

      – Замолчи, замолчи, слышишь…

      – Дима, мальчик мой, – зарыдала я еще громче. – Чего ты себе душу-то рвешь? Hу случилось и случилось, что же теперь?

      – Hичего ты, Ладка, не понимаешь. Как я тебя в дом приведу, отцову суку, как?

      «Так и не надо», – очень хотелось сказать мне, но это было не к месту, а ничего другое в голову не шло. Я стала Димке зажимать рот губами, чтоб помолчал немного, потом начала торопливо расстегивать его штаны.

      – Перестань, – сказал он, но не убедил меня, и кончилось все так, как я и хотела.

      Мы лежали обнявшись, Димка оглаживал мою грудь.

      – Поговорю с отцом. Побесится и простит. Мать жалко, конечно, а что делать?

      Мне это очень не понравилось.

      – Подожди, Дима, я сама с ним решу. У меня лучше получится. Ты только не торопи меня. Я все сделаю, вот увидишь, все хорошо будет.

      Димка начал возражать, но я от его губ переместилась вниз, и его хватило минут на десять, потом он про Аркашу забыл, сладко постанывал, шептал «Ладушка» и в конце концов со всем согласился.