На миг умолкли разговоры;

      Уста жуют. Со всех сторон

      Гремят тарелки и приборы,

      Да рюмок раздается звон.

      Но вскоре гости понемногу

      Подъемлют общую тревогу.

      Никто не слушает, кричат,

      Смеются, спорят и пищат.

      Вдруг двери настежь. Ленский входит,

      И с ним Онегин. «Ах, творец! —

      Кричит хозяйка: – наконец!»

      Теснятся гости, всяк отводит

      Приборы, стулья поскорей;

      Зовут, сажают двух друзей.

      Сажают прямо против Тани,

      И, утренней луны бледней

      И трепетней гонимой лани,

      Она темнеющих очей

      Не подымает: пышет бурно

      В ней страстный жар; ей душно, дурно;

      Она приветствий двух друзей

      Не слышит, слезы из очей

      Хотят уж капать; уж готова

      Бедняжка в обморок упасть;

      Но воля и рассудка власть

      Превозмогли. Она два слова

      Сквозь зубы молвила тишком

      И усидела за столом.

      Траги-нервических явлений,

      Девичьих обмороков, слез

      Давно терпеть не мог Евгений:

      Довольно их он перенес.

      Чудак, попав на пир огромный,

      Уж был сердит. Но, девы томной

      Заметя трепетный порыв,

      С досады взоры опустив,

      Надулся он и, негодуя,

      Поклялся Ленского взбесить

      И уж порядком отомстить.

      Теперь, заране торжествуя,

      Он стал чертить в душе своей

      Карикатуры всех гостей.

      Конечно, не один Евгений

      Смятенье Тани видеть мог;

      Но целью взоров и суждений

      В то время жирный был пирог

      (К несчастию, пересоленный);

      Да вот в бутылке засмоленной,

      Между жарким и блан-манже,

      Цимлянское несут уже;

      За ним строй рюмок узких, длинных,

      Подобно талии твоей,

      Зизи, кристалл души моей,

      Предмет стихов моих невинных,

      Любви приманчивый фиал,

      Ты, от кого я пьян бывал!

      Освободясь от пробки влажной,

      Бутылка хлопнула; вино

      Шипит; и вот с осанкой важной,

      Куплетом мучимый давно,

      Трике встает; пред ним собранье

      Хранит глубокое молчанье.

      Татьяна чуть жива; Трике,

      К ней обратясь с листком в руке,

      Запел, фальшивя. Плески, клики

      Его приветствуют. Она

      Певцу присесть принуждена;

      Поэт же скромный, хоть великий,

      Ее здоровье первый пьет

      И ей куплет передает.