Клеонт. Содействуй мне в моем негодовании и поддержи мою решимость подавить последние проблески любви, которые могли бы заговорить во мне в её пользу. Заклинаю тебя говорить о ней все дурное, что только ты вздумаешь. Обрисуй мне образ её таким, чтобы она вызвала во мне презрение, хорошенько освети мне все недостатки, какие ты можешь в ней заметить, чтобы она мне опротивела.

      Ковьель. Она-то, сударь? Вот уж настоящая жеманница, стройная кривляка, – стоит она того, чтобы вы ее так любили! Я считаю ее не выше самой ординарной посредственности. Вы найдете сотни женщин, которые окажутся более достойными вас. Во-первых, у неё маленькие глаза.

      Клеонт. Это правда, глаза у неё невелики; но за то они полны огня. Таких блестящих, жгучих и нежных глазок не найдешь в целом мире…

      Ковьель. Рот у неё большой.

      Клеонт. Да, но за то в губках её столько прелести, что других таких не встретишь. Видом своим они возбуждают желания; обворожительнее, влюбленнее её ротика нет во всем мире.

      Ковьель. Ростом она тоже не велика.

      Клеонт. Не велика, но за то она эфирна и хорошо сложена.

      Ковьель. Напускает на себя искусственную небрежность в разговоре и манерах.

      Клеонт. Да, конечно. Но во всем этом у неё столько грации; манеры её привлекательны, в них какое-то невыразимое обаяние, проникающее в сердца.

      Ковьель. Что касается ума…

      Клеонт. Ах, Ковьель, она умна, у неё весьма тонкий, возвышенный ум…

      Ковьель. В разговоре она…

      Клеонт. В разговоре она восхитительна.

      Ковьель. Вечно надутая…

      Клеонт. А что-же, по твоему, лучше эта распущенная веселость, эти громкие восторги! Можешь ли ты указать мне что-нибудь несноснее женщин, которые хохочут кстати и некстати?