В семь тридцать утра меня не рады видеть были охранник, уборщица и Ленин. Последний, с отбитым носом, как у египетского Сфинкса стоял у школы. Я тоже с утра во вторник не благоухала дружелюбием и радостью. Хотелось всех послать. Глубоко, надолго и далеко. Бабушка и дед Саша решили помириться, и всю ночь у соседа были слышны пьяные завывания в караоке. Такое случалось редко, но если эти двое старых подростка входили в раж, то все… Бируши не приглушают звук, топот чувствуется всем телом, а по батарее уже долбят соседи, потому что Ларочка и Сашенька их изрядно достали. Благодаря родственнице я не выспалась, а в шесть утра еще слушала историю про участкового, который пытался достучаться до Александра Николаевича. В итоге, отчитав старушку за несоблюдение законов, я заперла ее дома и ушла работать. В полной боевой готовности. Морозовы вчера не явились и уже бесили просто своим существованием, а в Ленина хотелось запустить чем-то увесистым.

      Тяжелой поступью дошла до классного кабинета. Открыла там окна настежь, потому что за ночь тут натопило так, что можно спариться даже будучи голой. Протерла доску, написала число и план уроков на сегодня. Прогрузила компьютер, подготовила материалы и щелкнула чайник позади себя.

      Посмотрела на наручные часы. Без десяти восемь. Этот новенький придет через двадцать минут, если верить завучу. Надо успеть себя хоть накрасить, потому что дома это сделать не осилила.

      Налила кружечку ароматного кофе, добавила сливки. Из ящика достала коробку, подаренных на День Учителя, конфет. Праздники – это хорошо. Плохо, что много сладкого. За два года я набрала десять килограмм. Бабушка льстит и называет меня тростиночкой, но правда в том, что я не худая, но и не полная. Застряла между двумя стандартами. На заднице есть целюлит, живот мягкий, грудь третьего размера… Нет, я любила себя и