Имел в Шуше он зальцы,

      Луга, веранду – рай,

      И бил на речке зайцев,

      Как дедушка Мазай.

      На съезд всегда являлся,

      Но взяток не совал:

      То с Плёховым цапался,

      То с «Бундом» воевал,

      То в комнате скитался,

      Не видя ничего,

      То с тенью Фихте дрался,

      То с Кантом, мать его!

      Носил в Берлине брюки,

      В Париже выпивал,

      А в Цюрихе от скуки

      Всё носом он клевал.

      Ступал порой на грабли,

      Был в гребле тароват,

      И Горькому на Капри

      Поставил детский мат.

      Вожди скитались хором

      По bliadкам,

      По рукам,

      По подполам,

      Каморам,

      Каптёрам,

      Чердакам.

      Бунтовщики-бродяги

      Вязали шарф крюком,

      И письма из тюряги

      Писали молоком.

      Вдали, в пыли, в сторонке

      (Пришествие само)

      Их лучшие подонки

      Толкались в Лонжюмо.

      Надин писала: «Эрик,

      Признаться я должна:

      Нет денег! Белошвеек

      Ундина лишена!

      Нет денег!

      Нету денег!

      О, кто б помыслить мог?

      Купить придется веник,

      Иголку и совок!

      Никто мне не откажет,

      Хоть я слаба, как мать,

      Обстирывать бродяжек

      И нищих обшивать!

      Весь день рыдаю в муке!

      Стенаю от тоски!

      Заламываю руки!

      Кусаю локотки!

      Самой!

      Самой трудиться???

      Морочить?

      Городить?

      Нет, это не годится!

      Что делать?

      Как тут быть?

      Володя!

      Мы приплыли!

      Я больше не могу!

      Иди, проси у Вилли

      Na bubliki деньгу!»

      Вручив малютке сушку,

      Некстати вспомнив мать,

      Ильич шмыгнул в теплушку

      Мозгами мозговать…

      Мы ждали, я не скрою,

      Чего в природе нет:

      Господство мировое

      Иль рай… чрез триста лет…

      Вот так рванула бомба…

      История темна,

      Была ль в вагоне пломба

      И где теперь она?

      То было время брани,

      А не словесных жал.

      Балкон Кшесинской пани

      Дымился и дрожал.

      Народ, явясь оттуда,

      Откуда люди все,

      Хотел увидеть чудо

      Во всей его красе.

      Скажу вам по секрету:

      Дорвавшийся пострел —

      Ильич